мне понятия просто ещё не сформировались. А вот южнее, как поведала мне Фая, всё значительно цивилизованней. Там куда как лучше развито земледелие, отчего люди научились разбираться в том, где чьё поле, и кому принадлежит урожай с него. Вопросы наследования имущества тоже решаются – существуют соответствующие обычаи, сложившиеся на основании практики.
Брачные ритуалы в тех местах куда как сложнее. Проводятся они с кучей обрядов и церемоний, поскольку супругам вменяются определённые права и обязанности, после которых супружеская верность в дальнейшем как бы подразумевается. Для этого и шаманы нужны чуть ли не на каждом шагу, отчего водятся куда как гуще, чем в наших суровых северных краях. Они там ещё и погодой занимаются плотно – то вызывают дождь, то, наоборот, прогоняют. Потому Фая и покинула отчий дом, что не хотела в одном из подобных спектаклей участвовать, хотя и предлагали ей главную роль – жертвы. Но она сочла, что недостаточно талантлива и… Серый перегрыз путы, он вообще большой умница.
Потом она два года топала куда подальше от родного селения. Собаки делились с ней своей добычей, а она пыталась прибиться к какому-нибудь племени. Чего только с ней не произошло за два года странствий! Не знаю, соберусь ли изложить все её приключения когда-нибудь? Уж больно муторно буквы давить на берёсте.
Фае повезло с Зелёными Лягушками, она там пришлась ко двору со своими псами, и было ей хорошо, но Деревянные Рыбы всё испортили, напав на стойбище и всех перебив. Тогда её в очередной раз спасли собаки – загрызли того, кто поднял руку на их маленькую хозяйку.
Я настойчиво расспрашивал нового члена своей семьи о том, изобретено ли уже колесо, и какие ещё животные одомашнены, но внятно на мои вопросы она не ответила. Сама нигде ничего похожего не встречала, но, вроде как кто-то что-то в её присутствии упоминал. Только вот как будто речь шла о езде на спине быстроногого безрогого с копытами. Она сначала это существо не по признакам описала, а одним словом назвала, которого в нашем языке нет, но не олень, не лось и не бык – точно.
Выходит, на лошадках уже где-то ездят. Но, похоже, немногие. Или далеко.
Это я нарочно доложил заранее, чтобы мои дальнейшие рассуждения оказались понятными. Я ведь живу здесь уже четвёртый год и собрал довольно много информации об окружающем мире. Потому что вопрос о том, где я и когда, меня весьма интересует. Не в плане номера года до Рождества Христова, а в отношении людей и сообществ, технологий и вообще, чем народ дышит. Ну и ландшафты, климат, реки и моря.
К чему это я? Так статус обязывает мня позаботиться о людях, чьи судьбы оказались связаны с моей. Сейчас "союз" четырёх племён вступил в опаснейшую стадию.
Угроза со стороны агрессивного племени Рыб устранена надолго. Возведены надёжные жилища и вопросы с питанием практически решены. Кроме керамики, кремней и соли ничего нам извне не требуется, да и то, полагаю, при нужде эти вопросы можно решить. Предстоит длительное пребывание в комфортных условиях, когда невеликими трудами можно прекрасно жить в своё удовольствие.
Все расслабятся, раздобреют, сделаются ленивыми. А потом придёт беда, откуда не ждали и произойдёт нечто ужасное. Про светлые и тёмные полоски в жизни, чай, все слыхивали? И, если не подумать заранее, не подготовиться, то очередная незадача может закончиться очень нехорошо. Тут ведь ни МЧС ни страховых компаний нет, даже районной администрации, и той не сыскать.

***

Так вот! Мир вокруг меня весьма многообразен. Далеко на юге люди сочетают земледелие с охотой и собирательством. Причём, как я понял, зерновые культуры им уже известны – иначе откуда взялись бы ячмень и овёс? Пшеницы, правда, не встречал, хотя, если из неё не хлеб пекли, а делали кашу – мог и не узнать. А мы все крупы варили. Ещё пшёнку припоминаю, а про другие злаки ничего определённого сказать не могу.
Но в бассейне реки, что рядом с нами, прямо за горами, зерновые культуры популярностью не пользуются. Тётя Быга, а она в аккурат из этих мест родом, рассказывала, что, когда она ещё с
родителями жила, женщины корешки сажали у домов – это, получается, корнеплоды. Здесь, севернее, они тоже растут, но, не многие. У нас и репа мелкая, и брюква тощая, и даже морковь никак не потолстеет. Почему, спросите Вы? Так тундра рядом. То есть реально мы находимся в зоне, где земледелие крайне неэффективно.
Ну а зерно на торг привозят по реке издалека – стало быть, как раз из тех мест, где когда-то жила Тихая Заводь, и откуда пришла Фая. И, думаю, куда-то туда ушли наши канаты. Свили их после знакомства с прялкой, не пожалев трудов на оснащение.
Стало быть, делаем вывод: ранее на торг возили верёвки попроще и покороче. Типа тех, какие сами использовали. Видимо, были специально спрошены, умеем ли делать канаты с иными характеристиками. Наверное, у Большой Кладовки был на то заказ. Ну так, коли надо, – сделали. Привезли. Отдали за нужный товар. Куда те канаты дальше пойдут – любопытно, конечно.
Быг мог поинтересоваться, но не факт, что торговец это сам знал. А если и знал – не обязан говорить. Но кому то они точно нужны. Отсюда – версия. Где-то на юге делают уже что-то большое, собирая для этого в одном месте кучу народу. Ведь иначе, чем тянуть сотнями рук, этот канат явно ни для чего не годится. Что-то здоровенное.
Получается – на юге имеет место высокая плотность населения и возможность это население созвать. Там же находятся места, где живёт много шаманов, и которые знают какие-то важные вещи, обнародовать которые не торопятся – жрецы и храмы, к гадалке не ходи. А наличие у них служительниц только усиливает возникшие подозрения.
Сами понимаете – это я фантазирую, припоминая фильмы в историческом антураже и книжки, которых прочитал столько, что в голове у меня возникла путаница насчёт того, когда что было. А мне надо про сейчас сообразить.
Тут ведь вот какое дело: После того, как я жиденько обгадился на перевале, на глазах полутора сотен крепких охотников, репутация моя стала просто ненормально велика. Меня кормят, ухаживают за мной и ни к каким делам не привлекают. То есть – однозначно перевели в разряд мудрецов-мыслителей. Не знаю как кто, но горох, что ем, я обязан отработать честно. Значит – обязан мудро помыслить во имя будущего кормильцев своих.
А мысли ходят кругами, потому что, с одной стороны, мои представления об этом мире всё ещё весьма скромны. А с другой, предвидеть развитие человеческой общности, пока небольшой, не так-то просто. Дело в том, что учесть огромное количество факторов, влияющих на столь сложную систему – это не голову надо иметь, а дом советов. А ведь я, наверняка, ещё и не догадываюсь о существовании многих ныне существующих затруднений.
Ну, учили меня марксизму по партийной линии. Так он, марксизм тот, сбойул маленько при воплощении. На старости лет, когда силёнки стали уже не те, позанимался я чуток и руководящей работой, так что кое-какую литературу перетряхнул. Ну, там, про Масловскую пирамидку, про вертикальные и горизонтальные связи и про то, что поиском оптимальных решений в области управления занимались многие светлые умы.
Одна беда, исследования касались эпохи денежных отношений, которые частенько работали в качестве критериев. У нас же тут товарно-товарный обмен, так что… раззява! Я же своими собственными глазами прохлопал связки ракушек и шкурки куниц, которые видел на торжище. То есть некие реперы при определении стоимости товаров купчиной Большая Кладовка применяются, только сами эти деньги для местных жителей непривлекательны. Мои современники мыслят категориями полезности. То есть для них это женские украшения, без которых легко обойтись, и малоразмерные кусочки материала для одежды, которые нужно долго сшивать не самыми удобными костяными иглами.
И вообще, украшения – штука опасная. Привези вождь одну связку бус для своей жены – и сразу возникнет неравенство. Потому что другие тоже пожелают и скажут об этом своим охотникам. Скандал гарантирован. А если везти сразу всем, то что тогда останется на горшки и соль?
Ёлки! Сколько же ещё всякого мне предстоит понять!

***

Жалючая Гадюка и Сизое Перо чинно вошли под крышу моей землянки. Тычинка мигом усадила их вокруг очага, а Фая помчалась к женщинам, чтобы принести угощение. Кормить пришедшего, это тут всё равно, что поздороваться с ним. Как и принести гостинчик, если по дороге удачно поохотился. Так что следом за Фаей на кухню отправился и Бормотун со связкой рыбы, подаренной гостями.
Спокойные ритуалы настраивают на правильный лад.
Сегодня в нашем меню – красная икра. Её много "напороли", потому что рыба идёт на нерест, ну а мы не стали зевать – все вешала балыками увешали. Простите за каламбурчик. В обратную дорогу нагрузим визитёров до кромки бортов.
– Скажи нам, о Степенный Барсук, отчего не берёшь ты в обучение детей из наших племён, – начало разговора повергло меня в ужас. Я представил себе всю ораву сорванцов, что подрастают в племенах Плывущих Селезней и Береговых Ласточек, и мне стало дурно.
– Я и не думал обучать кого бы то ни было, вожди. Взрослые передают малышам то, что узнали за свою жизнь, а мой век ещё не велик. Те, кто сейчас рядом со мной – товарищи по детским играм, и занятия с нами проводят охотники или мастера, известные своей искусностью, – нарочно завожу речь с "подходом", чтобы мужчины не так горячились. – Мы с удовольствием взяли бы уроки у опытного костореза. Изготовлению кремневого инструмента нас обещал научить Острый Топор, но корзинщиков, более искусных, чем Береговые Ласточки, я просто не знаю.
Представление о том, что любой человек должен уметь делать решительно всё, в этом мире общепринято. То есть, ничего крамольного в высказанном утверждении не содержится. Я же по опыту знаю – тот, кто прекратил учиться – готовит себе массу неудобств в будущем. Поэтому спокойно продолжаю:
– Каждый охотник знает что-то такое, о чём другой может даже не догадываться. И мы с радостью узнаем новые хитрости или уловки, приметы или признаки. Даже поиск съедобных растений, и тот необходимо освоить, чтобы не голодать.
– То есть, ты не против того, что сыновья наших племён придут к тебе, если мы пришлём и тех, кто станет вас обучать? – Жалючая Гадюка нанёс мне удар точно в то самое место, которое я неосторожно подставил, разговорившись не в меру. А деваться некуда – школа для мальчиков, считай, уже обречена на возникновение.
– Нет, вожди, я не против. Обещаю, что не скрою от них того, что подслушаю в разговорах духов, – а что ещё можно ответить, если я сам загнал себя в угол. Старый болтун!

***

Занятия по стрельбе из лука ведёт Нут. Почему не моя мамочка? А она не умеет. Не умеет она стрелять из подобного боевого оружия потому, что ни разу не держала его в руках. Объясняю – луки однодеревки, что в ходу в этих местах, хороши в лесу. Они невелики и свои короткие стрелу мечут не слишком далеко, в том смысле, что поразить из них цель можно, в лучшем случае, шагов за пятьдесят, хотя, куда надёжней стрелять с тридцати. А ещё лучше – с двадцати. Ну, это метров двенадцать.
В сражении на перевале, глядя на готовящихся к бою Рыб, я осознал этот факт с необычайной силой. Это была моя вина, что столь очевидный вид вооружения выпущен из виду и не приготовлен в качестве сюрприза для неприятеля.
А поскольку мой старший брат, пусть и двоюродный, прошёл обучение у лучшей лучницы – моей же мамочки, то именно с ним я и поделился "идеей" – собрать лук из трёх деталей – двух плеч и рукояти, к которой эти плечи и крепятся. Потом была стадия экспериментов, перепривыкание к новой манере натягивания тетивы не к груди, а к плечу, изменение приёмов прицеливания и оценки на глаз совершенно других расстояний.
Разумеется и стрелы потребовались более длинные. Одним словом, создавался целый комплекс вооружений, совершенно непригодный ни для использования из засады, ни при охоте в лесу. Нут прилично повозился, пока освоился, однако, возросшая поражающая способность стрелы с лихвой окупила труды.
Я, наивный, очередной раз ошибся, оценивая перспективность новинки. При охоте на гусей осенью Нут из своего детища набил птицы не меньше, чем мамуля. А приносили добычу Серый и Серая. Народ у коптильни чуть не вешался от бесконечного потока тушек. А как же иначе – нас теперь впятеро больше, а продовольственная база качественно не изменилась. Только количественно.

***

С одной стороны наша с Тычинкой землянка теперь похожа на казарму – плотность населения в ней здорово возросла. С другой – мы наконец завершили изготовление катамарана – попросту говоря, два приблизительно одинаковых челнока, которые связываем поперечными жердями. Эту конструкцию парус не опрокидывает, даже если ветер дует сбоку. Но плавать на нём будем уже весной, когда мне исполнится шесть. Ледяное дыхание Арктики напоминает о себе лёгким, словно из солонки, снежком. А у нас по программе шитьё, резьба по кости, изготовление мокасин… а я, наконец понял, чего этому миру не хватает в первую очередь. Бумаги. Писать на бересте – занятие мучительное.

***

Обрисую, однако, что у нашего "союза племён" получилось. Про Горшковку Вы и так знаете. Детский сад, подготовительная группа и неполный десяток бездетных женщин. Первую из капитальных землянок назову Гороховкой – там плантация и ткацкий цех. Туда народ свозит всю крапиву, какую только где отыщет – её прорва требуется, потому что выход кудели из общей массы невелик. Рыбаковка – это вторая землянка, построенная после того, как половодье подмочило хвосты племени Бредущих Бекасов. Третья – на острове. Только она не одна, а сразу четыре штуки, соединённые где навесами, а где и крытыми переходами. Мрачные, признаюсь, рукотворные пещеры. Они встали подковой, образуя изрядного размера комплекс, который я нарёк Бастилией, потому что он может служить и оборонительным сооружением – внешние стены сделали крутыми, применив глинобитные технологии.
Построенные в расщелине на перевале леса постепенно обзавелись стенами из обмазанных глиной плетней, чтобы дозорные имели возможность укрыться от дождя, ветра и ночных заморозков. Зимовать там никто не собирается – незачем. Да и таскать дрова туда далеко.
Народ в наших селениях часто переезжал с места на место и постепенно племена сильно перемешались, отчего вожди руководят не столько общинами, сколько процессами, или направлениями деятельности. Хозяйственными же вопросами дирижируют хозяйки – хранение и расходование припасов в их ведении. Ссорятся иногда, не без этого, уж тут бывало и меня звали на разборку, потому что я в своём посёлке завсегда, если услышу разгорающуюся свару, немедленно провожу строевое занятие с марш-броском. Так что, в Горшковке страсти шибко не бушуют. Лапушки после подобных упражнений обязательно находят интересную для всех тему и перемывают мне косточки.
А, если где на какую скандальную бабу удержу найти не могут, так ко мне на перековку её и посылают на месяц-другой. Ну не будет нормальный охотник вникать во всякие женские глупости. Коли срывается тётка на поросячий визг, значит пора ей нервную систему сбалансировать.
Людей, которые не неандертальцы, я людьми или человеками называть передумал, потому что фигня получается и в разговоре, и в повествовании. У нас тут никак разницы не выходит ни по уму, ни по другим достоинствам. Так что получается андертальцы и неандертальцы. Это потому что я-то знаю – нескрещиваемые мы виды. Но уживаться это ни капли не мешает, потому что, раз нет потомства, то, стало быть, андерталки не залетят от неандертальца, и наоборот неандерталки от андертальца. Это обстоятельство вместе с прагматичной простотой нравов работает, как надёжнейшее противозачаточное. То есть фокусы, которым обучила народ Тихая Заводь стали не так уж необходимы. Как бы не забылись они за ненадобностью! Мне, почему-то, жалко. В том смысле, что ведь вырасту, начну хотеть и мочь, а смелых ласк не получу и сам не применю.
Я уже подумываю, не зарисовать ли эти приёмчики на чём-нибудь долговечном, причём, разместить на видном месте. Ну, вроде как : "Духи рекомендуют". Или из глины вылепить, да обжечь?
Не, ну нечего ржать-то. Полезные знания не должны теряться из-за безграмотности, недальновидности или предрассудков. Вот я как-то раз, когда ещё взрослым был, то есть в прошлой жизни, услышал одно наставление по половому воспитанию подростков – так это же жуть в полоску: того нельзя, этого надо опасаться, а что чиста канкретна делать – никакой информации. Инструктивность в подобном знании отсутствует напрочь. Фикция, а не обучение.
Потом, правда, появились сперва на видаках, а потом и в сети всякие ролики, вроде как непристойного содержания, но и в них не особо-то много полезного можно было уловить. В общем, сегодняшняя ситуация выглядит более обнадёживающей, тем более, что перегородок в жилищах, как не было, так и долго ещё не будет.
Словом, есть мысль заняться ваянием, дабы наглядно увековечить кому из партнёров что делать при соитии, чтобы обоим было вкусно, но и до получения потомства дело не довести. Одна беда – трескаются у меня при обжиге все слепленные вещи, а вырезать подходящие матрицы для набивки сухой глиной и выдержки под давлением я даже не помышляю. Чересчур сложные формы. Не Микель я, и никак не Анжело.

Окончательные рецепты и последовательности процессов мы тем же методом записывали на бересте, а отработанные черновики смачивали, разглаживали и использовали снова.
Посуда у нас получалась звонкая, прочная и ни капельки не пористая. Вся – исключительно в форме усечённого конуса с пояском по кромке, который позволял хоть тарелки, хоть стакашки составлять стопочкой один в другой. Горшки, пусть и похожи были на цветочные, но служили нормально. Тем более, что плоское дно хорошо прилегало к керамическим плитам варочных печек. Они неохотно бились и легко отмывались, да ещё и подхватывались рогулькой под поясок на манер ухвата. Главное же – крышки к ним были сделаны погружающиеся конусом в конус. Уловили идею? Притёртые пробки по такому же принципу делаются. Это я для консервирования тару изобретал, чтобы обходиться без эластичных уплотнителей.
Понятно, "открывашка" имела солидный рычаг, ну и, случалось, происходили разрушения при открывании. Но тушёнка в этой посуде хранилась вполне себе неплохо, так что появился у нас ещё один продукт не односезонной сохранности. Вы уловили, зачем я добивался высокой точности при обработке форм? Для того, чтобы все крышки подходили ко всем горшкам. Примерно. Конус многое прощал. Ну и подтачивали мы конечно стыки, но не индивидуальными парами, а подгоняя к одному и тому же образцу.
Кстати, некондицию отвозили на рынок. Это если слишком повело или с усадкой не угадали. Тамошним, что за горами живут, древним людям и так сойдёт, а своим – только самое лучшее. Спросите, почему я столько со всем этим возился? Так керамическую школу создавал. Не просто мастеров, а исследователей и придумщиков нового. Ну не могу же я всю жизнь вокруг обжиговой печи приплясывать!
Подобрали мы рецептуры для керамических ножей, топоров, пил, наконечников. Они, понятно, не так хороши, как стальные – разбить их можно, если небрежничать, зато заточку держат лучше. Но в широкую продажу это всё не пускали – у нас для массового производства ни людей не хватает, ни площадей. Ну и ещё один секрет открою – без жжёной кости непроницаемости керамики добиться не удавалось, а в состав для формовки её нужно было добавлять обильно. Поэтому и выходило нужного качества посуды как раз на свои нужды. Так, понемножку, случай от случая возили кое-что на торжище. Излишки сбывали. Нам-то теперь оттуда кроме соли и не нужно ничего. Посуду сами лепим, а в кремнях надобность отпала. Ну и опять же мастерские только зимой работают, когда ничем другим заниматься нельзя. Так сказать, заполнение вынужденного простоя. Потому что в тёплое время много других занятий, острая необходимость в которых осознана уже многими поколениями.
За эти годы Рыбы к нам ни разу не сунулись. По слухам с Противной Воды, считают, будто здесь слишком могучий шаман, вот и опасаются его сердить. Это они правильно решили. Наши лучники зачёт по упражнению "Атакующий бегом копейщик" регулярно сдают с хорошими оценками. Троих набегающих на стометровке могут свалить, а то и четверых. Как Вы понимаете, мы готовимся к прошлой войне. К отражению лобовой атаки. Не, ну я ведь не стратег, не знаю, как оно в другой раз случится. Так что для бойцов у нас заготовлены кожаные стёганые доспехи с деревянными пластинами. Не скажу, что они уверенно держат удар копьём, но от всяких скользящих неприятностей помогают хорошо. В бою эти новинки не опробовались, о чём никто ни капельки не сожалеет.
Сразу отмечу, что акцент на боевую подготовку мы с вождями делали сознательно. Во-первых, нужно было чем-то заполнять свободное время. Люди, когда без дела мыкаются, то у них в головах не только хорошие мысли возникают. А ещё и глупости, и откровенная дурь лезет, а то и гадости прут в виде злых шуток.
Во-вторых, такое понятие, как воинская дисциплина, необходимо прививать вольным от рождения охотникам. Привыкли, понимаешь, что слово вождя – скорее рекомендация, чем приказ. Или просьба, если рассматривать этот вопрос в другой плоскости. Женщин на сборы тоже привлекали в периоды, когда они не беременны и не кормят. Мы ведь очень маленькое племя. Если нас уконтрапупят, то всех. Ну и толстеют тётки, по разу-другому отрожавшие, если не заставлять их двигаться, потому что хорошая еда и комфортабельный быт для них, как дрожжи для опары. Да и бесплодные "добреют" с годами, отчего теряют подвижность и делаются неуклюжими.
Хе-хе. Удар сомкнутых щитов в их исполнении – это страшно. Хотя, на приёмах исключительно для открытого сражения на равнине мы не останавливались. Тренировали и отступление, и организованное бегство с засадами лучников или неожиданными ударами во фланг. Словом, разнообразили тактику.
"Жёны" мои, Тычинка и Фая, выросли и похорошели. Я думал, что они сразу, как созреют, найдут себе охотников, но ошибся. Продолжали ухаживать за мной, каждый раз во время купания проверяя, не стал ли я годен для настоящего общения. Ну, мы немножко шалили, довольно невинно, хотя в моём мире взрослыми такое не одобрялось. Мне как раз исполнилось одиннадцать и я здорово вытянулся в длину. Но пока до реального супружества не дорос.
Тычинка, как все чистокровные неандерталки выправилась в крепкую, статную богатырь-девицу, рыжую и белокожую. Файка же, так и осталась худышкой, но очень рельефной и аппетитной. Она у нас смугленькая с курчавыми чёрными волосами, которые коротко подстригает ножницами. Керамическими, да. Мы много разных штукенций наделали, потому что я не на массовое производство затачивал свою школу, а на точную подгонку сопрягаемых деталей, так что бороды у наших мужчин теперь опрятные и в тарелку не лезут.
О технологиях ещё скажу – особенно тяжело нам далось спекание под давлением. Тут проблема в том, что если что-то спечётся внутри пресс-формы, то тут же слипается и матрицей и с пуансоном. Диффузионная сварка, куда от неё деваться? Так что обе части пресс-формы с готового изделия приходилось сошлифовывать. Благо, я уже знал, где взять корундовый порошок для абразива, а устройство ручного точила объяснять не стану.
Соды мы из Противной Воды навыпаривали и стекло сварили для Тыниных парничков. Оно получилось мутноватое, грязного цвета, однако рассада брюквочек под ним вырастает отлично. Особо с этим направлением париться не хотелось, потому что стекольную отрасль я важной не считаю, а то, что Одноногий Лягушонок любит побаловаться, вытягивая из размягчённой массы всякие ножки, хвостики и шейки – так и пусть его.
Было у нас и попутное открытие. Мы ведь где только чего только лотками не промывали. Ненароком и золотишка настарались, в сумме со стакан, наверное. На швейные иглы пустили. Ничего так, куда лучше костяных. Не ломаются, а гнутся – значит, и распрямляются. Главное для меня было показать мастерам плавку и ковку, для общей эрудиции, естественно. Э-э… Бормотун теперь – мастер Грозный Рык, ну и остальные получат взрослые имена, когда научатся так, как он выдерживать толщину стенки посуды. Эх-х. Повторюсь лишний раз. Я пытаюсь приучить своих воспитанников делать всё очень хорошо и именно для своих. То есть экспортные вопросы меня ни в малейшей степени не волнуют. Потому что отдельные попадающие на торжище вещицы – это редкости, диковинки. Весь этот мир обеспечить хорошей керамикой – зачем оно нам надо? Вожди эту точку зрения разделяют.

***

– Найду ли я здесь Говорящего с Духами вождя и шамана Степенного Барсука? – чётко слышу – незнакомый человек говорит на чистом андертальском.
– Ага, вон он, – звонкий голос Фаи отрывает меня от ступки, и я выхожу из-под навеса. – Зайчик, к тебе человек пришёл.
Передо мной явно незнакомый мужчина в одежде, выдающей в нём представителя духовенства. Шапка с торчушками, которым явно не хватает бубенчиков, узловатая клюка, количество амулетов на шее просто зашкаливает – зубы, когти, костяные бляшки в форме рыб, птиц и зверей. Пояс увешан пушистыми хвостами самых разных зверей, некоторых я даже не узнаю. Лет гостю, на мой взгляд, около сорока, и телом он крепок.
– Чем могу быть полезен, уважаемый? – никакого пиетета к посетителю у меня нет. И вообще, я – крепкий подвижный мальчишка, за пояс которого сзади заткнут кистень. Напоминаю – мы в древнем мире, где ни на секунду не стоит терять готовности защититься или удрать. Поэтому дерусь я больно, и бегаю быстро. Впрочем, Тычиночка уже неподалеку осматривает рукоятку от крапивной мялки.
– Хотелось бы побеседовать о том, что делать моему племени.
Мне стало любопытно. Кивнул "жёнам" и склонил голову в учтивом кивке, выражая готовность к разговору.

***

Прежде всего, мужика вымыли. А то такого и за стол-то сажать неприятно – уж больно вонюч.
– Для честного дела он не годный, – мурлыкнула Фая мне на ушко. – Хотя, все части при нём. Но мышцы не дряблые, вполне себе крепкий мужчина.
Тычинка сняла с плиты два горшочка, что срочно разогревались, поскольку день в самом разгаре, а готовят у нас только завтрак и ужин – обычаи охотников по-прежнему в ходу. Поэтому для угощения гостя использовали консервы. Они, если разогреть, "отстреливают" крышку за счёт возникшего внутри давления. Этот способ хозяйки нашли опытным путём, и больше не корячатся с "открывашкой".
Гость, переодетый в тканую одежду – она теперь имеет вид ночной рубашки – подпоясался хвостами, увешался амулетами и водрузил на голову шапку с торчушками. То есть – товарищ при исполнении. Ну а я не парюсь. На мне точно такая же рубашка с верёвочным пояском и больше ни одной нитки, потому что весна нынче ранняя, и тепло пришло задолго до того, как начало спадать половодье.
Тушёнка с горячим зелёным горошком, это очень вкусно, хотя, и холодное пошло бы на ура. Ну да ладно, не любит Тычинка крышки ломать.
– Меня зовут Тупой Скребок. Наше племя, Крикливые Сойки, живёт в долине среди гор на склонах, обращённых к югу. Мы охотились и ловили рыбу, собирали в лесу орехи и ягоды до тех пор, пока щедрость наших земель не стала иссякать. Добычи теперь попадается намного меньше, чем в пору моей юности, а едоков прибавилось. Мы искали для себя новых мест промысла, однако со всех сторон нашли других людей, которые мирно попросили нас больше в их угодьях не охотиться.
Наши мужчины, ходившие за горы, сказали, будто на севере за перевалом много простора, где обильная охота обещает сытую жизнь, и я пришел посмотреть, правду ли они поведали.
На этом гость прервался, давая понять, что ожидает ответа.
Я не удивился тому, что человек в одиночку пустился в дальнюю дорогу. Он явно не желает ни с кем ссориться, поэтому и охрану с собой брать не стал. А то, что долгий путь его не страшит, так среди местного населения и это не редкость. Зверьё на людей не бросается, а идти по тропе способен любой. Ну а уж позаботиться о себе на привале – кто же этого не умеет!? Одним словом, внешние признаки говорят в пользу визитера. Я уже понял, что передо мной доисторический пацифист, что, скорее всего, связано с недостатком в его организме тестостерона. Похоже, это обстоятельство не прибавляет мужчине авторитета в глазах окружающих – отсюда и тщательность в соблюдении "формы одежды" – шаманская символика явно призвана защитить его от агрессии на бытовом уровне. Да обычаи здесь грубоваты, так что поймать пинка по ничтожному поводу можно в любой момент. Играет детство в крови многих моих соплеменников, и ссоры по пустячным поводам – рядовое событие.
Думаете меня тут почитают? Ну, бывает, конечно, и почтят по какому случаю. Но могут и леща отвесить, да с дороги оттолкнуть – и то запросто. Но у меня-то с ответной агрессией всё в порядке и потасовок я не боюсь, а у гостя моего в этой области может быть всё куда как более скучно.
– Расскажи мне о своём племени, Тупой Скребок, – попросил я. – Ты ведь помнишь всех его членов. Вот тебе камушки. За каждого охотника положи один в тарелку, а за каждую женщину – на это блюдо, – я уже знаю, что со счётом местное население затрудняется, но численность бедолажного сообщества узнать желаю.
Долгое перечисление имён и изложение характеристик опущу для краткости. Мужчин оказалось восемьдесят семь, да женщин семьдесят четыре. Это не менее трёхсот новых ртов, потому что детей мой собеседник называл неуверенно и слишком малое их число упомянул. Может быть, он не учел слишком маленьких, или девочек пропустил – по именам ведь пол не определишь.
Потом мы отправились в песочницу, где у нас был построен макет местности. История его создания наполнена поистине огромным количеством споров между всеми, кто участвовал в этой затее – человек пятьдесят, не меньше. Сколько раз нам приходилось передвигать горы и поворачивать реки – тут любой бы со счёту сбился. Это сооружение постоянно прирастало то в одну сторону, то в другую, а потому не поместилось под крышей и его пришлось строить из камушков, скрепляемых известковым раствором во избежание размывания дождями, а потом не один раз переделывать, потому что всё оказывалось вовсе не так – ну, на глаз же размеры прикидывались а понятие масштаба не является для участников дискуссии привычным. В результате получилось более-менее узнаваемо. Особенно севернее гор, но и южнее бывшие земли Береговых Ласточек и окрестности дороги до Противной Воды мы изобразили с грехом пополам.
Сейчас, с помощью гостя я воссоздал и картину долины племени Крикливой Сойки. Ха! Обычный маршрут наших торговых поездок у них и начинался, как раз после волока. Так что кое-что о тех местах и я помнил.
Думаете, и чего я с этим вопросом столько вожусь? Так мне пора уже и о геополитике начинать мыслить. Ведь ничего не стоит пропустить оголодавшее племя на восток через наши земли, предупредить о морозах и показать, как строить землянки. И очень интересный земельный участок в зоне с менее суровым климатом окажется свободен. Чем интересный? А тем, что там прекрасно растёт то, что в наших краях не каждый сезон всходит. Дубы, например, тут не встречаются, а там – вполне обычное дерево. Кроме того, дичь, как только на неё перестанут охотиться, вернётся уже через два-три года. С точки зрения обороны этой местности, перспективы довольно привлекательны. Не просто так ведь Деревянные Рыбы на это племя не напали.
Вот эту мысль я и намерен обдумать как следует. Впрочем, без осмотра интересующего меня участка будут одни беспредметные размышления.
– Отдохни с дороги, Тупой Скребок. Ты рассказал мне много интересного. Я должен обдумать то, что услышал. Возможно, духи добавят к твоим словам ещё что-нибудь.
Действительно, торопиться некуда. Сейчас, весной, ни один уважающий себя древний человек с голоду не помрёт. А, насколько я понял по песочнице, на переход всего племени до нового места потребуется не больше месяца. Конечно, если мы решим их пропустить. И что-то нам ещё нужно попросить за такую услугу. Кроме участия в охране перевала, естественно.
Вообще-то обычным охотничьим группам наши дежурные и не думают препятствовать, потому что Его Величество Прецедент в этих временах властвует безраздельно. То есть, коли приходили сюда охотники, не нам менять этот обычай. Дозорным главное разбойничью команду вовремя обнаружить или набег Рыб. Но ничего подобного после битвы за перевал не появлялось. Крикливые Сойки тоже не раз наведывались сюда, только без шамана, конечно. Поэтому, он и явился подготовленным, зная, что люди тут зимуют и на жизнь особо не жалуются.
То есть, в моём представлении, этот человек – разведчик, как, собственно, и охотники, ранее бывавшие севернее гор. И задача, стоящая перед ним, – оценить будущих соседей на предмет перспективы или мирного сосуществования, или… уж слишком от него пацифизмом веет, нехарактерно это для нынешней эпохи. Проще всего пришлым перебить нас, чтобы завладеть имуществом и вселиться в готовые жилища. Тем более, что преимущество в численности на их стороне. Хотя земли к востоку отсюда, расположенные, также, как и наши, между горами и тундрой, среди огромных озёр, пустуют. А дичи там навалом. Мы с Тычинкой сами видели.

***

Эти сомнения буквально плющили меня, пока не съехались вожди и мы не начали обсуждать возникший вопрос всей толпой. Жалючая Гадюка раньше встречался с Сойками и худого об этих людях сказать не может. Тёплый Ветер видел их на торгу – не примечал за ними ничего подозрительного. Что же касается моего желания завладеть освобождающейся территорией, то тут ни один ничего сказать не может, потому что никто раньше так не поступал, и что вообще делать со всем этим – эти люди даже представления не имеют.
Против моего же намерения изучить долину Соек никто и не подумал возражать. Общее мнение – да пускай Сойки переселяются на свободные пространства к востоку отсюда. Ну, это как раз, куда нас с Тычинкой занесло на обратном пути из залитой водой тундры. Собственно, этому никто и не думал противиться, потому что такова обычная практика. Испокон веков велось, что люди переходили с места на место в поисках хорошей охоты.
И все мои планы и сомнения – это моё личное дело, а им это не слишком интересно. Тут и так хорошо, и ничего менять они не собираются.
Собственно, на этом и порешили. Иными словами, мне объяснили, что у них перед своими людьми есть обязанности, которые никак не ограничивают моих возможностей. То есть вожди безумно далеки от любых геополитических амбиций, потому что уверены – здесь нам не угрожают ни голод, ни враги.
Вот она, та самая остановка развития общества, призрак которой смущал мой разум. Да, Союз племён долго не будет испытывать затруднений. Но, рано или поздно прекращение движения вперёд приведёт к тому, что кто-нибудь нас схарчит. Жирных, упитанных, расслабившихся.
С другой стороны, устроением здешней земли многие занимаются охотно. Сажать берёзы – дровяной лес, липы – лыковый лес, кедровые сосны – ореховый лес: собираются с удовольствием. Это приятная работа с тех пор, как лунки делаются керамическим буром, а торфяные горшочки с саженцем вставляются в них, как в собственное гнёздышко.
Прессовать эти горшочки несложно, пусть и вручную, но усилие создаётся изрядным рычагом. Потом, извлечённые из формы, они не отличаются прочностью, но и не рассыпаются при первом же прикосновении.
Древние люди, с рождения работающие с хрупким каменным инструментом, легко приспосабливаются к тому, что имеют дело с вещами ограниченной прочности. Они умеют быть осторожными и не хватать предмет со всей дури. Поэтому наловчились не ломать сделанные из "слабого" материала горшки. Почву в них засыпать легко, а уж саженец вырастить – это запросто. Где из семечка, где вегетативным размножением. Или выкопав в лесу крошечный росток, пошедший от корня. Разбитый на операции тяжёлый труд стал значительно привлекательней, а по части организационной вожди дело знают туго. Тетя же Тына с удовольствием возится в питомнике. Перегной, птичий помёт, речной или озёрный ил. Туда песочку подсыпать, туда золы, а то и собственно торфу добавить. Опять же перегной из компостной кучи – привычная субстанция.
Теперь в окрестностях Горшковки поднимается очень молодой лес, к которому категорически не подпускаются козы – эти твари что угодно способны извести. Никакого удержу на них нет. Их, кстати, приловчились вычёсывать, отчего потихоньку в обиход начинают входить шерстяные вещи. Приёмы вязания я показал, ну а дальше прогресс и без меня пошёл. Ни шатко, ни валко, однако пару варежек я на ком-то видел прошлой зимой.
Опять меня понесло хвастаться разными подвижками от своего прогрессорства. Заметили, наверно, что по части устройства удобств у себя дома, соплеменники мои весьма податливы благотворному влиянию новых идей. Это дядя Быг всех строит и призывает и к порядку, и к объединению усилий. Он – самый Прижимистый Барсук, оборудующий свою норку и присматривающий за прилегающей территорией. И самый авторитетный из наших вождей. Перечить ему я не могу, хотя по-прежнему полагаю себя правым. Единство Союза племён для меня куда важнее, чем мои озарения.
Так что, наступаю на горло собственному экспансионистскому позыву. Не насовсем, а до поры. А вот голос паранойи, прозвучавший в моей душе при общении с Тупым Скребком, от вождей не скрою. Потому что я – тоже часть этого общества, и держать такого рода догадки про запас просто не честно.

Очевидно, что самым выгодным способом выбивать бойцов у противника, является поражение их из лука с расстояния, превышающего дальность броска копья. Лучников, способных на это у нас всего четверо: маменька, Нут, Кит и Лягушонок. Остальные полтора десятка стрелков на таких дистанциях могут и смазать. А больше дальнобойных луков мы наделать не успели – не так это просто, как может показаться на первый взгляд.
Кстати, Нут сейчас неведомо где. Скорее всего он появится вместе с другими мужчинами, когда те соберутся, исполчатся и доберутся досюда. Дней пять, не меньше, на это потребуется. Иными словами, мне следует рассчитывать на силы только шести человек, трое из которых – лучшие лучники. И еще на троих – мою семью, способных уверенно попадать шагов на пятьдесят. Впрочем, у Тычинки взрослый мужской лук, такой же, как у Лягушонка. Страшной силы оружие. Любой наконечник служит только один раз, если не в воду стрела угодила. Зато человека пробивает насквозь.
Итак, шесть лучников, один челнок и сто восемьдесят врагов, которых надо перестрелять за пять дней. Хе-хе. Скажете, эта задачка мне не по зубам? Сам знаю. Но каркать нехорошо.

***

Я стою на носу пироги, скользящей по глади озера в густых предрассветных сумерках. В руках лук с наложенной на тетиву стрелой. Лягушонок беззвучно правит к длинному узкому мысу, на котором спят два десятка Рыб и, предполагаю, их союзников Ящериц, отправленных строить плоты туда, где у воды имеются приличные деревья, потому что вокруг Горшковки – одна молодая поросль.
Почему они устроились на мысу? Потому что паводок уходит – самое комариное время. А тут, где вся растительность категорически вырублена, ветерок отгоняет гнус.
Отгонял.
Ещё вечером. А нынче – ни ветриночки. И тумана нет – видимость прекрасная. То есть мы – как на ладони, отчего в душе моей нет ни единого сомнения – караульные уже доложили, кому следует, и проснувшийся лагерь затаился, ожидая приближения челнока. Дымит костёр. Дежурный рядом с ним старательно изображает уснувшего сидя недотёпу. Расстояние до него плавно сокращается. А на следующем, заросшем мыске шевельнулась ветка – кто-то из наших готовится к началу работы и убирает то, что помешает полёту стрелы.
Думаете, это второй неприятельский караульный любуется на наше приближение?. Не знаю, был ли он там, но если даже был, то так там и лежит, потеряв всякое любопытство, потому что туда пришла Стремительная Ласка – лучший охотник из всех, кого я встречал.
Ну вот, пора.
Я набираю в грудь воздуха и затягиваю из "Снегурочки":

Туча со громом сговаривалась:
Ты греми гром, а я дождь разолью…

Не прекращая пения, натягиваю лук и выпускаю стрелу в задремавшего у костра часового. Условия идеальные, ветра нет, но расстояние всё же, для меня великовато. Или сумеречное освещение привело к ошибке в оценке расстояния. Цель никак не отреагировала, зато поднялись десятки больших плетёных щитов, прикрываясь которыми, Рыбы бросились прямо на нас по мелкой воде, пытаясь сблизиться на дистанцию броска копья.
Я, ни на секунду не останавливаясь, продолжаю арию Леля и жду удобного момента для следующего выстрела, так как пока цели закрыты. Для меня они закрыты, но не для стрелков, устроившихся на следующем мысу. Мамуля и Кит – в полигонных условиях. Перед ними ничем не прикрытые спины, хотя и на предельной дальности.
Двое сразу упали, получив стрелы ещё не начав движения. Я ещё раз пульнул, но неудачно. Отметил только, что в движении атакующих возникло затруднение – толкать щит сквозь воду не очень удобно, поэтому все приподняли плетёнки. Но стрела не слишком сильно тормозится в воде первые метр-полтора, чем и воспользовался опытный рыбак Лягушонок. Фая мгновенно прикрыла его и себя щитом, который не удержала при попадании пущенного сильной рукой копья. Еще одно я отбил луком, после чего остался безоружным и схватился за весло – мы слишком близко подошли.
Закончилось всё неожиданно. Противники закончились.
Не, ну я этого не ожидал. Думал, стрельнем двоих-троих, поплаваем, дразня основную массу бойцов, пока наши пешие лучники убегут подальше. А оно вон чего получилось. Ни один не ушел… вру, один бежит по берегу в сторону Горшковки, и достать его нам решительно нечем. А из станкача я бы его отсюда положил.

***

Раненых мы добили не сразу. Выяснили, что, действительно, пришли к нам Деревянные Рыбы вместе с Греющимися Ящерицами. Тупой Скребок как раз этому местному племени и принадлежит, потому и говорит на понятном языке. А Крикливых Соек больше нет. Вырезали их под корень… сами понимаете кто.
В общем, о содеянном никто из нас не пожалел. Еще посмотрели хорошенько, кто в кого попал. Так вот. Оказывается не промахнулся я первым выстрелом, точно в бок угодил муляжу из свёрнутой шкуры. Основную же массу живой силы положили мамуля, Кит и Лягушонок. Файка вообще не стреляла, а Тычинка продырявила пару щитов попаданием сзади. Еще три стрелы, выпущенных её могучей рукой, подобрали на мелководье. Они хвостики выставили вверх.
Под вечер этого же дня застрелили мы двух дровоносов, а утром видели выход неприятельского войска в сторону Гороховки. Кажется, гостить в Горшковке им не понравилось.
Если кто-то подумал, что наш отряд бросился следом, чтобы устраивать засады или творить иные пакости Рыбам и Ящерицам, поспешу разочаровать. У этого театра военных действий есть важная особенность – здешние бойцы происходят из охотников. Устраивать засады умеют абсолютно все. И нарываться на них никакого желания я не испытывал. Мы даже к Горшковке не подходили, потому что опасались сюрприза, ведь, когда уходили беспокоить строителей плотов, не оставили наблюдателя, который проследил бы за выставлением секретов.
Так что любовались панорамой с воды, с безопасного расстояния, а потом заторопились к Рыбаковке, чтобы влиться в ряды основных сил. Мне хотелось избежать генерального сражения – лотереи в какой-то мере. В случае большой свалки стенка на стенку потери с нашей стороны обязательно будут. А горячие неандертальские парни непременно попытаются устроить нечто подобное – эпическое и бессмысленное. Защищая, например, самый большой и благоустроенный их наших огородов.
Как ни торопились, пройти весь путь до темноты не успели и заночевали на одном из небольших островков, откуда тронулись дальше, едва забрезжило. Через час после восхода солнца мы уже входили в залив, сейчас в разгар половодья превратившийся в разлив и подступивший почти к самой землянке, когда-то построенной для Бредущих Бекасов. А тут уже неприятель. Изрядный отряд берёт штурмом жилище, придуманное когда-то юношами Быгом, Тыном и Ыром.
Мы ещё далеко, но прекрасно видим, как несколько охотников, подняв над головами щиты, врываются в распахнутый зев входа.
И вырываются обратно в немного меньшем количестве и не со всеми взятыми с собой щитами. Вижу, что на берегу лежит поломанный чёлн – береста лохматится, демонстрируя обнажённые рёбра каркаса. Рыбы же или Ящерицы сбиваются в кучу и громко о чём-то спорят. Потом один из них падает, а остальные карабкаются по склону строения и принимаются куда-то тыкать копьями, то ли пытаясь поразить стрелка, пустившего стрелу через отдушину, то ли вскрывают обсыпку, добираясь до внутреннего пространства. Пятеро тащат ко входу хворост, наваливая его для костра, а мы налегаем на вёсла. Тут уж, простите, не до тактики или хитростей – наших бьют.
Ещё двое скатываются со стен. Один тихо, словно мешок, а второй – корчась от боли. Рыбаковка огрызается. Тем не менее, нас заметили. Собирают щиты и прикрываются. Вот уже совсем хорошо встали, наставив копья. Ну так сюда мы стрелять не станем. Первую стрелу Лягушонок вогнал в спину "истопника", полагавшего, что товарищи его прикрыли. И тут же Кит угодил в ногу крайнему в шеренге. Практически в ступню. Тычинка пробила щит и прильнувшую к нему голову щитоносца – они ведь наблюдают за нами через щели в верхней части плетения – вот один и донаблюдался. Верещит, хватаясь руками за лицо – тут мамуля его и успокаивает.
А Тычинка снова наложила стрелу на тетиву и натягивает свой зверский лук. Ропот в ряду, но стрела Лягушонка, пробившая другой щит и выставившаяся из его внутренней стороны на пятую часть своей длины, привлекает всеобщее внимание, несмотря на то, что никого даже не оцарапала. И снова Кит угодил кому-то в ступню. А мамуля добила подранка, едва тот от боли выпустил щит. Мы с Файкой только успевали вёслами отбивать от наших стрелков летящие в них копья.

7777777777777

Но из входа в землянку тоже стреляли, прямо из темноты в спины обратившихся лицами к нам Ящерицам. Потому что щитоносцев методично выбивали слева направо…
Враг бежал, а вслед ему я, наконец-то сообразив, в чём моё упущение, вопил:

Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам
Мы поставим второй пулемёт.

Как-то я нынче подрастерялся от неожиданности. Раньше бы затянул – ни одного бы гада не упустили.
Потом из тьмы дверного проёма вышел мой папенька, Атакующий Горностай и его неандерталочка. Забыл сказать. Она мне тоже сестрёнку родила, а, поскольку, кроме как с папенькой никогда и ни с кем ни-ни, то, получается, что мы, андертальцы одного биологического вида с неандертальцами. Так что, тот учёный, который полагал обратное, ошибался.
Да, папенька там не с одной второй женой был, человек восемь успели прибыть сюда, к одному из пунктов сбора, когда подошёл отряд Ящериц. Их вовремя увидели, изобразили, что панически прячутся в землянке, а дальше – как по нотам разыграли старый сценарий с ударом сверху. Для полного успеха не хватало нападения снаружи в спины атакующим, поэтому нашим пришлось импровизировать. Мы подоспели с заметным опозданием.

***

Первым рейсом Лягушонок отвёз на ближайший островок только половину собравшихся в Рыбаковке людей. А там и за остальными вернулся. Потом мы помахали ещё одной пироге, идущей с запада – это семья Скользкого Ужа торопилась на Кавайку, выходя из-под вероятного удара, а ещё через часок засекли катамаран кочующих охотников на мамонтов – их племя каждый год, как начинается спад воды, через наши места отправляется к местам летнего промысла.
У нас много челноков, сделанных на разные лады. Обычно они и снуют по озеру туда-сюда, словно гондолы по Венеции. На них и грузы перевозятся, и люди с места на место переезжают. Всё бы хорошо, но душу мою терзают опасения – как бы не достался какой неприятелю. Разве упомнишь каждую лодку в этих краях? Разве пошлёшь за всеми? Нет, дым на Косухе виден отовсюду, и что при этом нужно уходить в Бастилию, угоняя лодки и забирая всех от мала до велика – людям известно. Но ведь всякое случается.
Поэтому наш летучий отряд теперь уже на двух челнах обходит южное побережье озера, осматривая его на предмет: а не забыли ли где чего? Дело в том, что навес с лодкой и вёслами в конце тропы, ведущей к воде – это стало обычной практикой. Вот и вторая наша пирога как раз из одного такого места прихвачена. И ещё четыре пункта нужно проверить. Нехорошо будет, если неприятель отыщет эти схоронки раньше нас.
Обходим мыс сейчас затопленный и обозначенный кронами точащих из воды деревьев, и видим раскинутый на берегу лагерь – шалаши стоят. И лежат древесные стволы, над которыми трудится куча народа – не иначе, готовят плавсредства для переправы на Кавайку. Это мы отыскали главные силы. Враг так и не отказался от намерения захватить главный посёлок. Похоже, предпринятый маневр сразу планировался, как обманный. Хотели заставить нас подумать, будто идут к Гороховке, а сами скорее сюда, и давай готовиться к переправе. А ведь никаких военно-озёрных сил нами так и не создано. И тактика сражений на воде не отрабатывалась. Опять придётся импровизировать.
Мы бесстрашно дефилируем метрах в двухстах и считаем, считаем, считаем. Сколько их осталось? По моим прикидкам, должно быть сотни полторы, а тут и одна-то неполная.
– Заенька, смотри! Они нас обхитрили, – в мамином голосе слышно вселенское смирение. Это очень страшно, потому что означает – Стремительная Ласка сосредоточена.
Файка принимает от папиной неандерталочки связку стрел с широкими режущими наконечниками, Тычинка меняется местами с Одноногим Лягушонком, освобождая лучшего лучника для главного дела. А от окончания одного из мысов за нашей кормой плывут три челнока, найденных неприятелем раньше нас. Они набиты охотниками, налегающими на вёсла. Мы с Фаей, мой папа и ещё трое со второго челна посылаем стрелы по высокой навесной траектории в плотную групповую цель.
Ага! Забеспокоились! Видимо, кого-то наши остроносые посланцы зацепили. Вижу попытки прикрыться щитами, что сразу убавляет количество гребцов. А вот один встал и метнул копьё с копьеметалки. От толчка ногами пирога закачалась, метателя ухватили, чтобы не выпал, уронили весло, а тут стрела выпущенная Лягушонком, прошла мимо цели. Он метил в борт, пытаясь повредить обшивку, но угодил выше. А дальше лететь некуда – сплошные охотники сидят.
Раненый забился, словно в агонии, сверху прилетели ещё четыре стрелы, снова кого-то зацепив. Мы цинично пользовались преимуществом в дальности прицельного выстрела. Мамочка на выбор отстреливала тех, кто готовился метнуть в нас копьё, а Кит посылал стрелы в неприкрытые места, где предполагалось наличие чего-то достойного попадания.
В борту второй пироги, оказавшейся к нам в полоборота, пристрелявшийся Лягушонок сделал длинный разрез, куда хлынула вода. Что творилось с третьей – я не видел – ей давал жару Атакующий Горностай. Стрелки у него средней руки, но все – крепкие мужчины с мощными луками.
Описывать избиение дальше не стану. Мы даже не сближались для абордажа. Лягушонок с удобной дистанции "дорезал" борта. Потом мы дождались, когда весь этот хлам утонет, только несколько шевелящихся тел дополнили стрелами с удобных дистанций.
Вся эта демонстрация силы разворачивалась словно в театре, на глазах неприятельской армии. Собственно некоторые спешно стаскивали на воду недоделанные плоты, намереваясь вступиться за своих, но мы довольно быстро управились с "лодочниками" и подошли поближе. Немногочисленные уже оставшиеся стрелы отдали лучшим лучникам и лучнице, а уж они, в свою очередь… Тупой Скребок, распоряжавшийся и торопящий личный состав, получил сразу три гостинца. Думаю, он этого не переживёт, хотя катается по земле энергично. Одна группа сделала разбег с копьеметалками и… в лапту, национальную неандертальсткую игру, на военных сборах у нас играют все. Если кто-то из наших видит летящее в него копьё – обязательно отобьёт или увернётся. Так сказать, начальные военные навыки личным составом освоены твёрдо.
– Смотрите, драпают! – вдруг воскликнула папина неандерталочка. – Спой, Зайчик, не стыдись. Напутствуй тех, кто решил с нами не связываться.
Действительно. Отдельные нестойкие личности и малые группы принялись дезертировать, удаляясь от места постройки плавсредств и скрываясь зарослях. Тем же, кто остался, я исполнил: "Окрасился месяц багрянцем". Когда добрался до слов: "В такую плохую погоду нельзя доверяться волнам", толпа слушателей принялась судорожно линять. Одушевлённый столь очевидным успехом, я заливался, как баян и довёл до конца повествование о мужской неверности и женском коварстве. А когда закончил – увидел приближающийся флот из десятков пирог, в которых сидело полностью отмобилизованное наше войско во главе с вождями.
Я-то думал, не меньше недели потребуется, а управились за пять дней. Как они нас отыскали? Откуда мне знать. Мы партизанили, и о своих планах командование нам не докладывало.

***

Чтобы Вы поняли логику наших дальнейших действий, поведаю еще об одной особенности в мировоззрении моих современников. Речь идёт о мести.
Мальчишка, увидевший гибель отца он руки неизвестного, может убежать, стать взрослым, жениться и вырастить сыновей, а потом прийти в стойбище своего обидчика… и узнать, что тот давно уже погиб на охоте. Родичам объекта отмщения это ничем не грозит – вырезать потомство того, ради наказания кого прожил всю жизнь, никто не станет.
Так же уничтожают медведя, заломавшего односельчанина, или волка, задравшего старика. Это что-то вроде стратегии выживания – уничтожить опасность, вот её цель. Разумеется, как и всякая система, эта тоже не лишена недостатков. Жизнь преподносит ситуации, по которым бывает непросто принять решение. В настоящий момент отступающее в беспорядке неприятельское войско не может рассматриваться нами в качестве объекта отмщения, потому что они никого из наших не убили. С другой стороны, считает Жалючая Гадюка", среди них есть люди, убивавшие Береговых Ласточек. Я, рассуждая не по букве, но в духе обычая, не желаю выпускать недобитое войско, потому что ни один боец не вступил в него против собственной воли. То есть такую толпу моральных уродов просто опасно оставлять бродить по белу свету.
На это накладывается глубокое сомнение в том, что попытка добить неприятеля не будет сопряжена с потерями с нашей стороны. Говорил же, что терять своих для меня – как нож в сердце. Но каждый уходящий Рыба или Ящерица, кроме того, ещё и потенциальный мститель. А это уже совсем другой разговор. Поэтому генеральному сражению быть. Драться придётся на уничтожение – иначе нападения, подобные нынешнему, произойдут ещё не раз.
Вдумайтесь! Из благодатных и щедрых долин южных склонов гор пришли завоеватели в суровый северный край, где зимы холодны, а лето дождливо. С точки зрения здравого смысла их поступок не вполне логичен, особенно, если учесть, что приходящих в наши места охотников мы никогда не прогоняем. Тут явно ощущается воля человека, у которого не все дома. И остаётся уповать на то, что он обязательно окажется в числе тех, кого мы намерены уничтожить.

***

Как мы нагнали драпющего неприятеля? Ну, мы, в общем-то местные, знаем тут всё. Поспешили на лодках к Горшковке, только не к самому селению, а глубже в залив, откуда самый короткий путь к перевалу. Ну и оседлали его после энергичного марша. А за тем, чтобы никто из Рыб или Ящериц не вздумал избежать прохода через самое узкое место, присматривали ребята Нута.
Мой старший брат уже совсем взрослый. Ему не нравится копаться на огороде, ловить рыбу, рвать крапиву или возиться с керамикой. Зато из леса его на аркане не вытащишь. В военную команду, что он возглавляет, подобрались и другие такие же заядлые… про себя я их лешими зову. Или великолепной семёркой. По части тактики разведки этим парням Ваш покорный слуга передал всё, что знал. Они даже гусиный жир, с сажей смешанный, на лица наносят, а уж костюмы носят такие, от вида которых, если кто не знает, могут и заикаться начать. Чистые кикиморы. У них в разведвзвод вступительное испытание – зверушку поймать голой рукой, или птичку. В общем народ тут на всю голову ушибленный дикой природой и красотами родного края. Сливаются они с ней до полной неразличимости.
Вот эти ребята разрозненные дезертирские группы и извели. Хоть и неважные все лучники, кроме Нута, зато стреляют с малой дистанции. И не из ростовых боевых, а мы им с короткими плечами сделали оружие для поражения близких целей, даже стрелы неоперённые применяются, чтобы не свистели.
Основное же ядро, отступавшее упорядоченно, вышло точно туда, где их мы их встречали в прошлый раз. А уж тут – стенка на стенку. Грустно об этом рассказывать. У нас копья на целый шаг длиннее, стёганные фуфайки с деревянными накладками, пырялки для ближнего боя, когда уже свалка начинается. И всё равно почти десяток отличных ребят эти гады убили. Знаете, от палицы или каменного топора кроме как увернуться, ничего не помогает, а в сутолоке да толчее углядишь ли за каждым? Ну и при первом соударении стенка на стенку копьями наших всё-таки доставали.
Женщины в резерве стояли – не было причины подвергать их жизни риску. А как Росинка своего Ёжика мёртвым увидела, да запричитала, так после этого допросить никого из раненых Ящериц или Рыб не удалось. Древние женщины, они, знаете ли, сочувствуют от всего сердца. И никакая воинская дисциплина им в этом не помеха, да и принципы гуманизма в эту эпоху распространения ещё не получили. А у меня вообще руки опустились, и рыдал я над Острым Топором, как сопливый мальчишка.
Хорошо хоть шаман старый Горшковский провёл все ритуалы, какие следовало. Мы с ним потихоньку сработались. Он умеет изгонять глистов, и во время родов сидит поодаль, погромыхивая своим бубном. Женщины говорят, что им от этих звуков делается легче. И сейчас над первой в истории нашего Союза братской могилой этот человек откамлал всё что положено для перехода душ убиенных в нижний мир. Или в верхний – я в тонкостях не разбирался.

***

После отражения набега Деревянных Рыб и Греющихся Ящериц жизнь быстро вернулась в прежнее русло. Казалось бы, всё хорошо. Но во мне как будто проснулось что-то новое, ранее неизведанное. Или прочно забытое, погребённое под воспоминаниями долгих лет жизни. Скорее всего, гормональные изменения организма, начавшиеся в молодом теле подрастающего мальчика, приводили к глупым мыслям и пробуждали неясные желания. А, может быть мечты, неосуществлённые в прошлой жизни, всплыли в момент, когда я стал достаточно сильным, чтобы их реализовать? Меня потянуло в дорогу.
Разумеется, как человек взрослый и ответственный, я предупредил обеих своих жён о намерении побродить по белу свету, на что они мне ничего не ответили. Утром я увидел, что обе девушки полностью собраны и готовы к немедленному выходу. Мои вещи тоже уложены в дорожный короб с широкими ремёнными лямками.
Не-е! Я так не договаривался, и вообще, намерен собираться в путь чуть более обстоятельно. Прежде всего привёл в порядок собственные записи. Эти самые. И оставил их в надёжном месте. Таскать с собой стопы исцарапанной берёсты слишком хлопотно.
Проверил состояние лабораторий и восстановил то, что ненароком сломали или разбили хозяйничавшие тут дикари. Просмотрел планы дальнейших работ, кое-что добавил. Оставил несколько инструкций Бормо… простите, мастеру Грозному Рыку. Помог остающемуся за меня шаману, бывшему Горшковскому, перегнать отбродившую морошку на крепкий самогон – он ведь врачует, как может, а дезинфицировать раны пылающей головнёй – это не каждый раз оправдано.
Повидался с вождями, попрощался по-человечески. Договорился с парнями, чтобы помогли нам перебраться через волок с челноком. Одним словом, обстоятельно приготовился в дальнюю дорогу. Завтра, перед тем, как отправиться в путь, положу к остальным записям этот листочек бересты. На чем стану вести путевые заметки? Откуда мне знать, что встречу в пути. Шёлк, папирус, пергамент? Мне уже примерно понятно, каким образом можно по реке продвинуться в южном направлении довольно далеко. А дальше – видно будет.
Все, чай, в детстве мечтали путешествовать? Как раз в этом самом возрасте, что у меня именно сейчас. Одиннадцать лет, если кто забыл. Что же касается оставляемого мною Союза племён, то внешних угроз для него ещё долго не возникнет. Вожди между собой ладят, а люди они ответственные и без лишних тараканов в голове. Перспективы для развития на ближайшие годы выглядят оптимистически. Если не сложу я буйну голову в дальних странствиях или не откину копыта от малярии или дизентерии, обязательно вернусь сюда растить детей.
Тогда и свои путевые записки приложу к ранее накорябанному. Прошу извинить меня за неважный почерк – уж больно неловко писать не на бумаге. Надеюсь, следующие тексты окажутся складнее.