Это не знакомое место рядом с домом. За кормой лодки был отлично виден простор озера, а тропа под ногами истоптана копытами, да и вообще ничего похожего на то, куда, как я думал, мы направляемся, не встечалось. Но дядя Быг довольно энергично шагал впереди, а я еле за ним поспевал. Ремни ранца резали плечи, а сам он казался мне безумно тяжёлым и ужасно мешал. Поднявшееся солнышко ласково пригревало, отчего в зимней "шубе" сделалось жарко. И, елки палки! Куда мы так долго прёмся? Ведь не меньше километра отмахали!
– Давай, Топ, я сначала тебя спущу. Ты ведь не можешь карабкаться по верёвке, – вождь остановился на краю обрыва, невысокого, метра четыре на глаз. Внизу поляна, окружённая зарослями. Мой разум ничего не заподозрил и я спокойно позволил обвязать себя прямо поверх корзинки. Как только петля затянулась на груди, проклятые ремни прекратили врезаться в плечи. Сойти вниз, отталкиваясь от стены ногами – это просто, тем более, что канат дядька вытравливал вдумчиво, приглядывая за моими действиями.
Едва ноги ступили на твёрдое и верёвка перестала натягиваться, скользящий узел ослаб, и я легко освободился от привязи. Обернулся. Старейшина по-прежнему стоит наверху и сматывает… что?! Он не собирается следовать за мной?!
– Я приду за тобой через три дня, – это всё, что он мне сказал. Повернулся и ушёл.
Вот это выверт!
Это что же, меня завели в темный лес, да там и бросили, словно Настеньку, Машеньку, или Алёнушку? Не помню точно, как звали героиню сказки "Морозко". Нифига себе, выходку отчудачил со мной древний человек, вождь племени… не знаю, как оно у нас называется… почему не знаю? Даже гырхи не называли наших никак, кроме как по именам, хотя сами они – Бредущие Бекасы. Имеется в виду – бредущие по воде. Кстати, плавать они умеют поголовно. Хотя, чего это я? Мне необходимо продержаться три дня без пищи. Не помру, конечно, но не хотелось бы всё-таки голодать. Не знаю, как у кого, но у моего здоровья размер пока невелик, так что резкая смена характера диеты энтузиазма не вызывает.
Так что, оставлю свою поноску и займусь поисками пропитания. На счёт попытки выйти к селению, хоть бы и тех же неандертальцев, я планов даже не строил – за полдня хода на лодке мы могли отмахать десятки километров, тем более, что дорогу я не примечал, хоть на пути туда, хоть оттуда. Беспечность проявил, что уж юлить.

***

Отрезок верёвки у меня в сумочке имелся. Хороший крапивный шнур длиной с метр. Вот им я и привязал корзинку к ветке, немного вскарабкавшись на дерево с удобно расположенными для лазания ветками. Потом принялся вырезать себе копьё – нашелся в подлеске подходящий стволик лесного ореха, достаточно прямой и по толщине удачный, точно под мою руку. Это отняло уйму времени, потому что кремневым ножом крайне неудобно резать волокна поперёк – толщина лезвия и, как следствие, угол заточки однозначно предписывают строгать, причём заботиться о том, чтобы стружка "спускалась" тонкая, не угрожающая целости хрупкой режущей кромки.
Словом, работа эта требует приличной сосредоточенности, но не чересчур тяжела при некоторой сноровке. Да и спешить мне надобности не было – день в самом разгаре.
Тонкий конец палки я заострил, а толстый – затупил, чтобы самому ненароком не пораниться. Ну, и коли придется при встрече с хищником упереть копьё в землю, оно не так глубоко провалится. Вы, вероятно внутренне усмехаетесь над потугами двухгодовалого малыша? Считаете, что моё дело забраться на дерево и сидеть там дрожа от страха? Возможно, это оптимальное решение, но дело в том, что совершенно иное отношение к боязни у меня выработалось ещё зимой и весной сорок пятого года, когда я, совсем юнец, таскал плиту миномёта, подносил мины и делал много ещё чего, невзирая на обстрелы, прорывы контратакующих фрицев. Вот чего не было, так это бомбёжек… э-э… расвспоминался, понимаешь, не к месту.
Ну так вот, в те поры меня и "просветлило", что страх – это способ восприятия опасности, мобилизующий человека на выполнение боевой задачи. Ну, может, кто в чём и не согласится со мной, но когда мы давали жару японцам, я уже расчётом командовал и потерь среди личного состава не допустил. Думаете, для вчерашнего школьника это слишком быстрая карьера? То, что из последнего номера артиллерийского расчёта попал я прямиком на сержантскую должность? Так я не из школы в армию пошел, а с завода. За станком, правда, недолго простоял – меня наладчики к себе забрали, приметили, что хорошо соображаю, да и семилетка за плечами – по тем временам образование достойное.
Так что в период между войнами "подтянули" меня на курсах младшего комсостава, присвоили звание и отправили на Дальний Восток.
Ну ладно, хватит о былом. Жрать-то охота не по-детски. Напоминаю, если кто запамятовал – завтрака у меня сегодня не было.
Я осторожно пробираюсь между деревьями. Под ногами опавшие листья. Влажные, слипшиеся, они смягчают шаги. Головой во все стороны кручу, чтобы не пропустить ничего важного. Тихо сегодня, ветра не слышно, да и птичьи голоса звучат редко. Примолкла чаща.
Лес прозрачен – видно далеко. Тут не слишком много хвойных деревьев, поэтому после листопада взору мало что мешает. То и дело встречаются грибы, многие кажутся знакомыми, но я не тороплюсь их собирать – это никуда не уйдёт, а вот чего-то более существенного пока не видно. Мне бы рябчика повстречать, глухаря или тетерева. С ними бы я справился, надеюсь. При помощи верёвочной петли и палки. А вот связываться с зайцами или копытными не резон – убьют. Белок вижу, но не знаю, как взять. Еще тут должно быть много мышей, но отыскать их норы не получается. Очень уж хорошо листопад всё замаскировал.
Вдруг вижу вдали сравнительно крупное животное, окрашенное, преимущественно, в серые тона. Оно ещё далеко и толком разглядеть его не получается, особенно с высоты моего невеликого роста. Пора забираться на дерево и пережидать.
Я заозирался, но так сразу ничего подходящего не увидел. Уже пошел к ёлке, хотя пачкать руки о её ствол не хотелось – знаю, что живица выступает из под коры хвойников непредсказуемо, и вляпаться в липучку можно запросто, ничего не заметив. Но тут приметил неподалеку замечательный корявый ствол, снабжённый частыми кривыми ветвями, и вскарабкался вверх, не забыв затянуть за собой и копьё. В случае чего преимущество в высоте может дать мне некоторые шансы отбиться.
Собственно, источник опасности я из виду потерял, зато обратил внимание на висящие посреди голых ветвей плоды. Овальные, близкие к сферической форме, чуть суженные книзу, они напоминали формой яблоки благородных сортов. Имели размер более чем с половину моего кулака (не путайте со своим) и на щелчок отзывались почти деревянным звуком. Отсутствие листьев на ветвях затрудняло определение вида, но съедобность лично у меня никаких сомнений не вызывала.
Я оторвал несколько штук и две положил в висящую на моём боку сумку. Почему два? А больше не влезло. Почему сорвал несколько? Так ронял я их. Представьте себе, что нужно и самому держаться, и копью не дать упасть! Вот. Неудобно мне было. А потом снизу донеслось чавканье и, опустив взор, я имел возможность любоваться упитанным крупным барсуком, уплетающим свалившееся сверху угощение. Естественно, страх сразу прошёл, и я слез на землю. Мы со зверем друг друга не боялись, а одно из "яблок" он принял прямо с конца моей заострённой палки.
Я тоже попробовал "фрукт", отрезав кусочек ножом. Похоже на яблоко, да и листья под ногами подтверждают эту версию. Вкус неважный, терпкости чересчур много. Зато сладость почти не угадывается, да и кислоты маловато. Тем не менее яблочко я доел – видно наличествовало в нём нечто, потребное моему организму. Опять слазил наверх и прихватил с собой ещё пару, вместо утраченных. И барсуку подбросил за то, что охраняет моё копьё. Если честно – мне не хотелось, чтобы он уходил.
Барсук же, доев, сноровисто разрыл мышиную норку, почавкал и неторопливо двинулся дальше. Я хорошенько исследовал раскоп. Ха, да тут имеется запасец – какие-то зёрнышки. Я отведал одно на зуб – ничего особенного. Не горчит. Что ещё добавить? – зерно как зерно. И набралось его всего ничего, несколько моих горстей, ссыпанных во всё ту же сумочку.
Дальше я от лесного "куркуля" не отставал, подбирая понемногу остатки из запасов разорённых лесных грызунов. Не могу надёжно утверждать, ел барсук зерно, или только раскапывал вместе с норой – я в рот к нему не заглядывал. Возможно, он оставлял мне только то, что не мог отделить от земли – ну не было у него ловкой человеческой руки. Но вскоре лямка, на которой висела моя сумочка стала хорошо ощущаться – не меньше, чем полкило "фуража" я набрал.
Потом некоторое время барсук шёл, не особенно интересуясь добычей, и оказался рядом с моим плетёным ранцем. Дотянуться до него не смог, но, видать, почуял запах хозяина своей находки и замер, переводя взгляд с корзинки на Вашего покорного слугу.
Забавно! Мне вообще было как-то спокойно рядом с ним – зверь, всё-таки, настоящий лесной житель. Должен почуять опасность раньше, чем недавний горожанин. Я даже невольно смотрел туда, куда он обращал свой взор. И подражал своему невольному наставнику, прислушиваясь и принюхиваясь. Однако, никаких опасностей пока не появлялось, а удовлетворить любопытство "опекуна" мне ничего не стоило.
Снял я корзинку с ветки, опустил на землю и отогнул одеяло.
Мама родная! Да кто же мне сюда столько всего напихал? Вот рыбка в оболочке из глины, как жарит тётя Ольха. Мешочек моих любимых лущёных орешков – точно, тётя Тростинка положила Провяленное до твёрдости тонкими пластинками мясо – такое любая неандерталка могла бы подкинуть. Вяленые рыбки – тоже не скажу от кого. И всё это я пёр на своем горбу! Ну да, они-то думали, что я домой поехал, и всю дорогу поклажа пролежит в лодке.
Однако, к закату дело. Я устроился перекусить, изредка выделяя кусочек-другой барсуку. Вообще-то он даже попытался проявить настойчивость, пользуясь тем, что крупнее и массивней, но этот номер у него не прошёл: Я оттолкнул его ногой, вскинулся и резко взмахнул палкой, ударив ею по земле рядом с лапами зверя. И он стал вести себя сдержанней. Знаете, проникновенный взгляд этих укоризненных глаз и без насилия достигал поставленной цели. Рука насаживала на острие палки очередной кусочек и протягивала зверю.
Корзинка ощутимо полегчала. Я уже подумывал о том, что пора собирать дрова и разводить костёр, пока окончательно не стемнело, но барсук куда-то пошел, и мне показалось неправильным лишаться его компании. Двинулся следом. Метров через двести в крутом склоне заросшего колючими кустами лога отыскалась нора, куда и нырнул мой компаньон.
"Не иначе, пошёл жирок завязывать после обильной еды", решил я и… полез следом. Хозяин не возражал. А ещё тут оказалась мягкая подстилка и было тепло. В потёмках я нащупал руками бок зверя и устроился рядом, укрывшись одеялом. Не так уж трудно обойтись без огня, если над головой не капает. А про то, что эти животные пускают к себе "квартирантов", рассказывал однажды Сидящий Гусь. Он, правда, лис вспоминал, так шуба на мне как раз лисья.
Последняя мысль перед сном была о том, что барсуки обычно бодрствуют по ночам, а днём отсыпаются. Но уж с этим я ничего поделать не могу – не скажет мне парень, почему он поступает неправильно. Ишь, посапывает. Немудрено. Налопался нынче от души – корзинка моя полегчала.

Спешка и напряжённость тёплого периода сменились размеренной неторопливой жизнью. Разговоры вокруг обложенного камнями костра сделались повествовательными. Мужчины резали ложки (сначала я попытался это сделать, но такая фигня получилась! Зато идея моя приглянулась взрослым), женщины – рукодельничали. В основном – привязывали большой палец к рукавичке, сотканной мешочком. Сказать "пришивали" язык не поворачивается, потому что скрепляющие нити продёргивались крючком, и каждый стежок завязывался отдельным узелком. В неплотной ткани привычные мне швы держатся неважно.
Вечерний трёп позволял коротать вечера, пробуждал у взрослых воспоминания, а у детей – любопытство. Я внимательно слушал и не забывал задавать вопросы, так что дознание учинил форменное. Странное положение младенца, не сумевшего скрыть от наблюдательных древних людей опыта, накопленного за долгую жизнь, сделалось привычным. Видимо присвоение мне статуса "Общающегося с Духами" поставило всё на свои места. Жизнь вошла в привычное русло.
Не стану пересказывать подробностей – это будет слишком длинно. Доложу своими словами то, что выяснил наверняка.
Итак – жили-поживали три брата. Матери у них не было – умерла очередными родами, а отец новой женщины в свой шатёр не привёл. Зато старательно учил сыновей ремеслу охотника. Племя кочевало по предгорьям большого хребта, на вершинах которого никогда не таял снег. Туда, поближе к снегам, летом отправлялись добывать баранов. Ниже по склонам встречались олени и косули. Мелкая дичь тоже попадалась. Однако, племя росло и добычи перестало хватать.
Тогда вожди решили спуститься в равнинные леса и поля, откуда их прогоняли живущие там люди. Взрослые мужчины взяли копья и отправились теснить соседей. Тогда и погиб отец Забияки, Грубияна и Рёвы. Хотя, сначала удача сопутствовала нападавшим, потому что пришли они внезапно, подкрались незаметно и ошеломили мирных жителей, многих перебив.
Однако, те, что успели убежать, позвали на помощь родственников и, казалось бы многочисленному отряду Горных Барсов пришёл конец. Женщины и дети, однако, уцелели. Они хорошо спрятались, бросив почти всё, что у них было.
Наступили тяжёлые времена. Братья вместе с другими мальчиками стали охотиться вместо погибших взрослых, но дичи в горах не прибавилось а охотников стало меньше. Сделалось голодно. В это время шаман, требовавший себе лучшую часть добычи, и невзлюбил Забияку, который выражал несогласие с такой позицией не словом, а делом. Да попросту, отмутузил колдуна старший брат, когда тот протянул свои загребущие к печени убитого молодым охотником оленя.
Как четырнадцатилетний пацан справился со взрослым? Толстяк был этот Говорящий с Духами. Неповоротливый, хотя и сильный, человек не сумел схватить проворного Забияку, который безо всякой жалости лупил шамана палкой. Младшие братья помогали не словом, а делом, и отстояли право добытчиков на лучший кусок.
А утром всем троим пришлось покинуть стойбище – женщины, когда собираются вместе, это страшная сила. И ни одна из них не вступилась, не посмела перечить колдуну. Так вот и остались юноши с детскими кличками вместо нормальных имён. И начались их скитания.
Сначала они поднялись в горы, но, приблизившись к зоне вечных снегов, вернулись. Если в тех местах летом так холодно, то что же там делается зимой? Тогда спустились на равнину. Три мальчишки это не целое племя, им легче оставаться незамеченными среди земель, занятых врагами.
Издали они наблюдали за чужой незнакомой жизнью, видели обнесённые плетнями огороды, обмазанные глиной или обсыпанные землёй строения. Видели, как группы мужчин ходят на охоту или ловят рыбу, как женщины собирают в лесах ягоды, грибы или орехи. Однажды увидели девушку, прячущуюся, также, как и они. Речь её была почти понятна, так что легко выяснили – она не изгнанница, а беглянка. Не хочет идти замуж за старика – вождя соседнего племени, схоронившего уже трёх жён. Поэтому и ушла из дому в расчёте на лучшую долю.
Так вот, насчёт доли. Забияка в качестве спутника жизни её вполне устроил. И стала она женой вождя, как и прочил её родной батюшка. Только не предводителя зажиточного племени, а вожака группы малолеток, скитающихся в поисках пристанища.
Вскоре остались позади места, где знали о племени Горных Барсов и о набеге, учинённом им на охотников с равнины. Юношам стало можно появляться на людях и по-человечески с ними разговаривать. И вот ведь, какая незадача! Не хотели их принимать к себе другие племена. Чужие охотники никому не были нужны. А приближались холода и в наскоро накрытой шкурами палатке становилось неуютно. Тогда в глухом уголке была возведена первая землянка. Руководила процессом жена вождя. Она видела, как строят жилища её соплеменники и многое могла подсказать мужчинам.
А ещё эта женщина сказала, что старое имя "Проворный Челнок" её не устраивает, потому что может оказаться, её по нему опознают люди, до которых донесётся весть о её бегстве. Поэтому приняла имя своего избранника, чуть изменив. Собственно, это имело определённый смысл, потому что называя её "Забиякина" братья не врали по существу, просто не говорили одной правды, вместо этого сообщая другую. То есть, не гневили духов заведомой ложью.
Да, вот какие выверты выкидывает порой логика древних людей.
Перезимовали без потерь, хотя и впроголодь. Не особенно обильным оказалось выбранное место. Поэтому с приходом тепла тронулись на поиски подходящей земли, которую можно было бы занять. Или племени, готового принять их в свои ряды. Увы, и с тем, и с другим ребятам не везло. Чужаков нигде не любят. Хорошо еще, что у мальчишек хватило ума не хвастаться тем, как они обошлись с Говорящим с Духами, а то ведь и зашибить могли. А так – просто прогоняли.
Второй брат женился, когда пришло время рожать супруге старшего. Словом, едва начались схватки, парни разбежались кто куда. Повезло среднему – в ближнем стойбище нашёл он женщину, согласную помочь роженице. Всё закончилось благополучно, а "повитуха" присоединилась к скитальцам. Почему? Те же тёрки с местным властителем душ. Вот не любят они, когда им перечат и не дают прыгать с бубном вокруг корчащейся в схватках женщины.
Так что Тына (а она мигом поступила со своим именем также, как и Быга), покинула племя, к которому прибилась вместе с матерью, после конфликта с шаманом предыдущего селения. Матушку свою она потеряла предыдущей зимой, и ничто более не удерживало ей среди чужих людей.
Третью женщину для младшего брата искать или встречать не пришлось. Охотница сама их нашла на одной из неуютных зимних стоянок. Её, видишь, какое дело, родители неволят. Не велят охотиться, а велят у очага домашнего хлопотать, чем привлечь жениха, потому как пора пришла заводить своего мужчину и ухаживать за ним, как предки заповедали. И снова вдали замаячила фигура духовного лица, которое грозило отвратить от девки неразумной благорасположение хозяина лесов.
Я, конечно, не всё рассказал, что выпытал, а только то, что проливает свет на моральный облик моих ближайших родственников. Карбонарии, понимаешь, вольнодумцы. Бунтари и отщепенцы. Вот и не знаю теперь, хорошо это, или плохо.
С одной стороны, люди они ершистые и в других сообществах явно не ужившиеся. С другой – много повидавшие и взявшие на вооружение опыт не менее чем четырёх разных культур. То-то у них и одно ладно, и другое хорошо. Вот только, что это за место они освоили, где не видно чужих охотников? До такой степени не видно, что аж дичь непуганая бегает рядом с домом?
Оказывается, места эти считаются неладными из-за суровой зимы. Малоснежной, морозной, ветреной. Собственно потому, что с наступлением холодов живность уходит, и охотники остаются без добычи – и не образовалось тут иных поселений. Говорят, кто отсюда осенью не ушел, погибали. А только землянка наша не одну уже зиму простояла. И сейчас стоит, а мы в ней сидим и наружу не высовываемся, кроме как за дровами под навес, да льда из ручья принести – он до дна промёрз.

Потом планируется строительство жилища для соседей на берегу озера, на том самом месте, которое мы осматривали ещё когда лежал снег. Вожди отдают себе отчёт в том, что долго наши племена в одном месте не продержаться – только из-за одного мытья рук перед едой сколько скандалов происходит! А уж манера принятия решения по спорным вопросом методом потасовки, нас, людей, вообще не устраивает.
Поэтому вождь Острый Топор занимается улаживанием конфликтов между своими и нашими. Особенно несдержанны, разумеется, дети, но даже женщины затевают склоки.
Забавно, но меня оба племени считают своим. Может, оттого, что говорю на обоих языках? Или, потому что ловко уворачиваюсь от толчков и тычков Всхлипа и Плаксы?
Одно радует – работа продвигается споро, а половодье прекратило затапливать всё новые и новые участки – это прекрасно видно от нашей землянки – подъем воды докатился и досюда, хотя здесь он весьма скромен по сравнению с тем, что творится на берегу озера.
Да уж, трудностей в налаживании взаимоотношений с неандертальцами ожидается немало. Вон, одна молоденькая, только оформляющаяся в женщину девочка, явно оказывает признаки расположения моему папеньке. Интересно, как маменька к этому отнесётся?

***

В компанию ко мне быстро набились Всхлип и Плакса. И Кит к нам примкнул. Эти ребятишки старше Вашего покорного слуги года на два-три, то есть сильнее, ловчее, но по-прежнему считаются маленькими, и взрослыми пока всерьёз не воспринимаются.
В связи с большим стечением женщин у кухонного костра, надобность в нашей хозяйственной деятельности отпала, а в непрерывном присмотре мы не нуждаемся. Очень удобная ситуация. Пожалуй, нам предоставлена максимальная из возможных степеней свободы. И чем в подобном положении должны заняться мальчишки? Естественно – бросанием камнями, чем же ещё?!
Удары: кистевой, локтевой и плечевой, – поставлены у меня отменно. Соответственно, броски: кистевой, локтевой и плечевой, – тоже получаются сносно, хотя, не скрою, "снаряды" я выбираю куда как легче, чем мои соперники в состязаниях. Подвешенная же на верёвочке за середину короткая палка – очень интересная мишень, поведение которой после каждого попадания непредсказуемо. Обстрел её – отличное занятие для будущих охотников.
Вот тут-то и пришла мне в голову мысль, метать камушки не голой рукой, а, как бы палкой, только на конце нужно оставить рогульку и наплести что-нибудь вроде чашечки. Не буду томить – летело далеко. С этим приспособлением при бросании на расстояние я своих старших товарищей превосходил, особенно, когда приловчился помогать себе второй рукой. Но, мы соревновались в точности, а тут момент отрыва камня от палки плохо поддавался управлению, поэтому летел снаряд, практически, по собственному усмотрению, а не по воле пославшей его руки.
Вот, если не городить в рогульке сетки, а сам снаряд, положенный на рогульку, при взмахе удерживать за веревочку, которую отпускать точно в момент "отрыва"?!
Попробовали. Лучше получается. Как Вы понимаете, исследования в области вооружений проводились методом проб и ошибок. То, что я заранее знаю результат и даже могу провести расчёты – значения не имеет. Зато обратить игру в некоторый пример последовательности целенаправленных действий – вот это интересно. Понимаете, что я подумал? Мне же в будущем жить среди этих самых бывших детей, а куда как приятней иметь дело с людьми опытными и думающими.
Естественно, следующим этапом "гонки вооружений" стал камень на верёвочке – его после раскрутки совсем удобно отпускать, но за улетевший шнурок становится обидно. Не безделица он в этом мире, не пустяк. А не каждый раз его отыщешь, особенно, после промаха. Поэтому следующим шагом стала праща – ремень из шкуры, в петлю которого укладывался "снаряд". В момент "выстрела" один из концов отпускался, а второй оставался привязанным к запястью. Вот таким образом при стрельбе тратился только легко восполнимый ресурс – камни. Сразу отмечу – прицельный бросок дался любому из нас только после долгих тренировок. То есть такой, когда снаряд летит в нужную сторону, а не "куда Бог пошлёт". Попадание же в конкретный предмет освоил только Кит – у меня и у маленьких гырхов для этого оказалась недостаточно совершенная моторика, зато человеческий детёныш освоил новое оружие быстро.
Я умышленно подчёркиваю различия, носящие физиологический характер, потому что знаю – неандертальцы, в конце концов, вымерли. И ищу этому объяснения. Возможно как раз сейчас мне довелось встретиться с последней группой людей этого биологического вида. И нам с вождём Тёплым Ветром выпал шанс сохранить популяцию гырхов?
Позднее мы исследовали рычаги – сначала, конечно, в качестве подкидной доски, научившись запуливать тяжелый камень туда, куда хотели, ну а потом и иные варианты "прошли", каждый в свой черёд. Во всяком случае широкоизвестную демонстрацию победы малыша над крепышом мы провели не один раз. Возиться с детьми всегда интересно – они такие непосредственные! Каждый потом показал этот "фокус" своему папе.
Что интересно, в компании с неандертальчатами нас с Китом свободно отпускали бродить по окрестностям – заострённые палки, имитирующие взрослые копья, в руках этих мальчишек были действительно серьёзным оружием против относительно некрупных куньих, которых, к тому же, встречалось в этих краях немного. Если честно, то здесь было, скорее, царство пернатых, появившихся неведомо откуда после таяния снегов. Но от них заметной опасности не исходило. Зато гастрономическая ценность залётных ни у кого сомнений не вызывала, и мы частенько приносили к ужину то, что сразу шло в котёл. Вороны, галки, сорока или иная неведомая мне птица – весна не баловала нас изобилием, поэтому никто не привередничал.
Ещё отмечу тренировки по штыковому бою. Курс общей военной подготовки я проходил осенью сорок четвёртого, так что знаком был не только с "коротким, коли". К тому же нас перед Хинганом готовили и против самурайских мечей – их тогда в войсках называли саблями и предупреждали, что офицеры с этим оружием весьма опасны, ну и показывали, как карабином отбить удар.
Наставили мы маленько друг другу синяков палками с обмотанными мягким концами, зато душа у меня теперь спокойней. Даже относительно неуклюжие Всхлип и Плакса не только, наконец "зауважали" проворного Кита, но и сами выучили ряд стандартных уходов и отводов. Если кто не соображает, объясняю: штыковой бой – разновидность фехтования, как и ножевой, в общем-то, хотя, о последнем у меня совсем слабые представления. Так, полковые разведчики иногда на мне отрабатывали нападения и защиты, потому что я смолоду шустрый.
Кроме нашей группы, детсадовской, промыслом пропитания занимались и подростки, к которым примкнул старший из человеческих детей Нут. Добыча у них случалась обильней, хотя некий паритет поддерживался за счёт нерегулярности успехов и неудач.
Естественно, проиграть в подобном стихийно возникшем соревновании мне не хотелось, но, увы, далеко от стоянки уйти такому малышу, как я, затруднительно, в силу простейшего физического ограничения. Тогда-то взор мой обратился в сторону реки.

– Духи-защитники умершего не должны отыскать никаких следов своего подопечного, – сказал вождь.
Ответа расслышать не удалось, но интонации в голосе звучали согласно. Это я потому отмечаю, что, хоть и считаюсь "Говорящим с Духами", но ни малейшего представления об этой стороне бытия своих соплеменников не имею. Их верования так и не были ни разу озвучены в моём присутствии. Имею ввиду, понимание категорий жизни и смерти. Они вообще на религиозные темы стараются не разговаривать.
Вот у меня дух-покровитель имеется. Всем про это известно. А у других? Откуда мне знать?

***

Потом было осадное положение. В том смысле, что одна группа ушла на разведку, вторая ходила дозором по ближайшим окрестностям, и только третья продолжала трудиться на огороде. Кто силён в арифметике, легко подсчитает, сколько работников осталось, если всего среди нас семеро взрослых мужчин.
Взвинченность, постоянная насторожённость, готовность немедленно бежать или защищаться – сами понимаете, настроения это никому не прибавляло. К тому же не только рыбалка – даже прогулки по ближайшим окрестностям были строжайше запрещены.
Что мы ели? Горох. Его "неожиданно" отыскала Лёгкое Облачко где-то на самой верхотуре. После этого Бредущие Бекасы стали называть нас, людей, Прижимистыми Барсуками. Вот и появилось название у племени. Хе-хе. И ведь никто не возразил – приняли, как должное. Внутренние тёрки между нами и гырхами мигом утихли, а мама научила ту самую неандерталочку, что строила глазки, правильно мыть папины эти самые перед, ну Вы поняли чем.
Разврат! И ведь никто даже не подумал поинтересоваться, как к подобному отнесутся духи.

Глава 10. Торжище

Год прошёл за ничем не примечательными делами. Неандертальцам отгрохали землянку не хуже нашей и сложили в ней огромное количество вяленой рыбы на зиму. Про горох и рассказывать не стану – его тоже припасли с избытком. Горшков я так и не сделал – их хватало на оба стойбища ещё с прошлой осени, поэтому не было причины напрягаться. Ткацкий станок у меня по-прежнему не получался даже мысленно.
Учился охотиться, считался удачливым рыбаком – меня часто приглашали на промысел, несмотря на то, что, кроме как советом, ничем помочь не мог. Разве что у костра поколдовать над горшками с варевом.
Научился различать по голосам множество птиц, а по следам – зверей. Заметно подрос и окреп.
Знания из прошлой жизни мало в чём мне помогали. Ну показал соплеменникам, как действует пуговица и для чего может пригодиться карман. Это не революционные вещи, особенно, если учесть трудоёмкость шитья, отчего на швах мастерицы экономят до полного неприличия.
Собственно, в пальцах моих теперь хватало силы и на то, чтобы управиться с шилом, так что кое-что из одежды я мог сделать себе на свой вкус. С капюшоном.
Одним словом, подспудное стремление ускорить технический прогресс уступило в моей душе место осознанной необходимости освоиться в этом мире. Я прочно обосновался на позициях прилежного ученика и беспощадно давил в себе любые проблески новых идей… э-э… выкройка мокасинов не в счёт.
Племена наши – людей и неандертальцев – всё менее и менее отличались друг от друга в бытовом плане. Собственно, эти дети природы, я о гырхах, – чистые обезьяны. Причём восприимчивы настолько, что перенимают и хорошее и не очень. Имею виду приёмы межполового общения. Оба стойбища теперь имеют смешанное постоянно варьирующееся население. Горох и запасание гусей – весь личный состав у нас. Заготовка вяленой рыбы или охота на крупного зверя – у них. Особенно интенсивно этот обмен кадрами проходил в начале зимы, когда была осознана необходимость в большом количестве тёплых шкур, и до ухода обросших зимней шерстью копытных оставалось очень мало времени.
Мы тогда всем племенем гнали оленей мимо засидки, из которой моя мамочка завалила ровно столько особей, сколько требовалось. Или ограничение числа стрел с кремневыми наконечниками сработало? Точное количество добытых оленей и бычков однозначно определю ёмким словом "много". Потом в этом месте действовал ходячий мясокомбинат и ещё пришлось завалить несколько обнаглевших волков, пожелавших поучаствовать в нашем успехе.
Собственно, вот и всё, что припоминается.
Это к чему речь ведётся? А к тому, что как только я увидел свою пятую весну, Тёплый Ветер взял меня с собой к Противной Воде. Так назывют место, где идёт торговля, если кто запамятовал.
Интересно, зачем ему потребовался в этой поездке "Говорящий с Духами"? Я-то знаю, что вождь ничего не делает просто так. Всё-то у человека с прицелом, всё-то с умыслом. Вот и племя теперь у него не совсем крошечное, и уже две зимы подряд никто не погиб, тем более, что последний период холодов вообще откровенно барствовали в тепле и сытости. Женщины ткали, а мужчины вили верёвки. Это же чистый курорт по местным условиям. Тем более, что, уловив идею прялки, мужчины соорудили приспособление сразу из четырёх рогулек с закрепляющимися на них мотками. Тремя перевивали пряди, а на последнюю сматывался готовый продукт. Канаты получались отменные.
Да, забыл обсказать ещё одно немаловажное обстоятельство. На юге юго-востоке от нас расположены горы, многие вершины которых покрыты вечными льдами. Только от нас их не видать – мы поселились слишком далеко от снеговых вершин. По ту сторону этой естественной преграды зимы не столь суровы, и снега там выпадает заметно больше, хотя лето от нашего здешнего мало чем отличается. Разве что половодья не так сильны и продолжительны, да солнышко светит чаще.
Так вот, по эту, северную сторону хребта кроме нашего двойного племени и стойбища горшечников известна только одна бродячая группа неандертальцев, ушедшая дальше на восток. Наши гырхи общались с ними в прошлом году, но с той поры сведений о них не имеют. А в Горшковку никто от нас не наведывался – не было нужды.
Это я про постоянных жителей упомянул. Случаются и посетители. В середине лета, после спада воды, тут появляются ещё и охотничьи экспедиции – небольшие группы, уходящие обратно за хребет перед наступлением холодов. Они из разных племён и с некоторыми из них наши охотники мирно встречались. Даже по именам друг друга помнят.
В сумме каждая артель подобных гастролёров проводит в наших местах около трёх месяцев и возвращается обратно, нагруженная вяленым мясом. Наши этот метод "консервирования" почти не применяют. Только немного тонких полосок сушат для "дорожных пайков" охотникам, но живут эти припасы от предыдущей добычи и до следующей, не более. Почему? Наверное, зубы берегут. Или ещё какая причина – специально не интересовался.
Появление же совершенно дикой команды, начавшей знакомство с новым местом с охоты на ребёнка, да ещё и в разгар весны – явление неожиданное. Ясно, что это новички, не знакомые с тутошними реалиями. Иначе не пришли бы в голодный весенний период.
Наши прошли их путь обратно, пока могли различать следы. С запада они притопали, двигаясь по возвышенным местам в обход разлившейся воды. Ни лодок нигде не оставили, ни лагеря с семьями.
Мне этот комплекс признаков однозначно указал на землепроходцев, посланных поискать новых мест для большого племени. Вожди с таким предположением согласились. Но выражать по этому поводу серьёзной обеспокоенности наш совет не стал.
Если разведка не вернулась, то идти вслед за ней большим табором вряд ли кто-нибудь отважится. То есть, не ожидаем мы новой опасности от соплеменников погибших.
Вот теперь, вроде, действительно ничего не забыл. Можно описывать поездку на торжище.