Глоговяне, узнав о его замысле, увереннее собирают силы, укрепляют город, восстанавливают разрушенное, но и лагерь императора, с одной стороны, граждане, а с другой — воины Болеслава непрерывными набегами беспокоят. Видя их стремление к сражению, император грозит и приказывает отданных в заложники сыновей привязать к машинам или причинить какие-либо другие мучения, дабы родители, движимые отцовской любовью, узнав о погибели, угрожающей их сыновьям (раздается крик: «Болеслав, Болеслав»), отдали себя под покровительство императора. Но тех не пугает натиск врагов, не смиряет суровость испытаний, не останавливает любовь к сыновьям.

[Болеслав], как утверждают, сказал: «Безопаснее отцам лишиться потомства, чем гражданам — родины. Ведь почетнее мыслить о свободе, нежели о детях».

Между тем силезцы, мазовшане и жители других провинций лехитов собираются на помощь своему прославленному королю Болеславу, нападают и беспокоят частыми наездами со всех сторон войско и охрану императора, не дают ему ни минуты покоя, непрерывно тревожа лагерь и стоянки врагов. Чешский князь, видя, что силезцы перешли границы и идут на помощь Болеславу, советует императору послать часть его войска на взятие города Вроцлава. Король Болеслав, узнав об этом, преследует их и, прежде чем они достигли Вроцлава, сражается с ними, разбивает и побеждает. И там, став вторично победителем, поспешно направляется к лагерю императора. Силезцы просят его, чтобы он не откладывал сражения, тяжело перенося то обстоятельство, что такой враг создает угрозу их областям и подвергает непрерывным ограблениям. «Уж лучше, — говорят они, — однажды пасть, чем всегда быть в зависимости».

Итак, король Болеслав сообщает императору: «Ты требуешь подати? Жди назавтра кровавой дани. В самом деле, то, что ты должен требовать от коголибо, то назавтра ты получишь от нас».

Как только на следующий день стало рассветать, боевые ряды лагеря Болеслава в полном порядке выступают вперед, и насколько войско императора укрепляет его многочисленность, настолько поляков поддерживает дерзостное воодушевление. Как были первыми отряды чехов, так они и погибли при первом нападении [Болеслава]. Вслед за тем гибнут огромные легионы алеманов, одни, сокрушенные ударами Болеслава, другие — силезцев и мазовшан. Некоторые в смятении толпами мечутся то туда, то сюда между рядами сражающихся, не зная, что им делать, кому оказывать помощь. Некоторые погибли от отравленных стрел, иные были вынуждены вступить в пешее сражение, так как погибли их кони, отравленные ядовитыми стрелами. Так, Алемания, плача и стеная, подобрала изгнанников и разбитые остатки алеманов, которые сочли жизнь цезаря за награду, а бегство за триумф.

Великое множество собак собралось к месту сражения, много трупов они съели и поэтому впали в неистовое бешенство, и никому из людей в течение многих дней не было там безопасного пути. И до настоящего времени место битвы называется Песье Поле.

Глава 26. Об изгнании чешского князя

Далее Болеслав III незамедлительно преследует чешского князя и изгоняет его из королевства чехов. Когда-то его, изгнанного своими, он принял чрезвычайно ласково, сострадая, выказывая ему утешение, сделал его сначала князем Оломоуцким, а затем и князем пражан (Pragitis). Этот упомянутый князь Чехии, не помня, однако, об оказанном ему благодеянии и будучи человеком неблагодарным, осмелился направить враждебность императора на Болеслава. В конце концов кто-то из его людей, как он того и заслуживал, жестоко покарал его мечом. Вместо него король Болеслав назначил князем чехов некоего знатного мужа по имени Будивой (Budzywogium), которого подобным же образом спустя некоторое время убивает брат, обуреваемый завистью. Вторично Болеслав входит в Чехию, изгоняет оттуда нечестивого братоубийцу и назначает правителем его младшего брата. Вследствие этих обстоятельств приближенные королевского двора, возмущенные и недружелюбные, говорили, что Болеслав из-за своей гордыни осмеливается попирать права императора не только в том, что объявляет войны Священной империи, но даже королевства, подчиненные Римской империи, по собственному усмотрению, чрезмерно возгордясь, дарит кому вздумается.

Глава 27. Известие о Петре из Дании

По свершению всего этого некий знатный юноша по имени Петр пришел из королевства Дании и был весьма радушно принят королем Болеславом, ввиду того что великий правитель, король данов, убедительно просил за него. Этот юноша отличался как военным мужеством, так и доблестными и суровыми нравами и поэтому был мил в обращении и вызывал чувства большой приязни у короля и у всех знатных. А в это время король Дании был зверски убит своим братом. Отец вышеупомянутого юноши Петра, знатный человек, припрятал много сокровищ уже умершего короля данов и известил сына, чтобы тот поспешно прибыл к нему и распорядился королевским добром, так как сам он уже старец и предвидит свой скорый конец. Юноша же, навестив отца, не нашел возможности увезти сокровища и сообщил королю Болеславу и его знатным, чтобы они направили войско в королевство данов и не медлили выступить, опираясь на поддержку и его самого и его отца. Итак, Болеслав, поскольку он был славен в покорении королевств, в год от Р.Х. 1124, переплыв море, занял королевство данов и, назначив там своих наместников, возвратился домой с большим триумфом и величайшей славой. Будучи в его свите, Петр привез с собой в Польшу (Poloniam) королевские сокровища, подаренные отцом. На них он приобрел для себя и для своих детей многие владения и, кроме того, благодаря щедрости короля Болеслава и его сыновей имел также некоторые наследственные владения в различных областях Польши.

Этот Петр, прозванный впоследствии Великим, женился по распоряжению Болеслава на дочери какого-то князя русских, родственнице жены Болеслава. Вначале король Болеслав имел женой дочь знатного князя русских, от которой у него родились Владислав второй и одна дочь. После кончины жены он женился на сестре Генриха V, императора римского, от которой у него было четыре сына: Болеслав Кудрявый, Мешко Старый, Генрих первый и Казимир юный. Этот Болеслав свою дочь от русской жены выдал замуж за сына короля венгров Коломана. Ему как приданое дал в пожизненное владение каштелянию спишскую. Коломана же совместно с венгерским королем назначил королем над галичанами и повелел его короновать. А при коронации король Болеслав из-за своей доверчивости был обманут хитрым венгерским королем: [отдал] каштелянию спишскую, а тот под видом приданого для его дочери отдал ему перемышльскую. Это коварство послужило началом распрей между поляками и венграми, как это обнаружилось впоследствии. И таким образом, эта спишская каштеляния, отторгнутая у поляков венграми обманным путем, и до настоящего времени находится в их руках.

Глава 28. О пленении какого-то русского князя

В то время как Болеслав был занят разными делами в других районах, некий князь русских по имени Володарь, завидуя счастью Болеслава, созывает русских князей, всех будоражит, каждого в отдельности убеждает помнить о своем знатном происхождении. Указывает, сколь бесславен, сколь подвержен насмешкам народ, познавший рабство; доказывает, что лучше родиться рабом, нежели стать им, поскольку родиться таковым - это следствие жестокости природы, а сделаться рабом - это подобно кораблекрушению из-за беспечности. А кому падет на долю такое несчастье, тому трудно из него выбраться. Поэтому почетнее скорая смерть, чем долгое прозябание в жалкой жизни. Итак, все князья полагают нарушить свое повиновение Болеславу, и составляют против него заговор.

Узнав об этом, Болеслав созывает совет старейшин (senatum), беспокоится, каким образом противостоять этому злу, то ли силой, то ли хитростью. Некий воевода (princeps milicie), человек благородной крови и по достоинству очень близкий к королю, отважный, деятельный комит Петр Влостек из Ксонжа, в то время как другие советовали иное, так сказал: «Когда стоит дерево, напрасно кто будет отсекать веточки, ведь прежде всего следует приложить секиру к корню. Лучше не иметь успеха, чем вовсе не пытаться его добиться». Затем, окружив себя свитою верных людей, он отправляется на Русь, притворяется изгнанником, уверяя, что он не может переносить свирепости короля Болеслава, умоляет Володаря, князя владимирского, о поддержке и помощи. Радуется князь Руси прибытию такого мужа, радуются я его люди такому сообществу. И хотя часто Петра спрашивали о причинах изгнания, однако он никому не раскрывает сути дела, говоря, что не полезно обнародовать замысел раньше времени. Стих:

Птица на нежных крыльях с трудом, с опаской взлетает.

удобное время Петр приказывает своим готовить коней, брать оружие и следовать за ним, [сам] неожиданно входит в дом Володаря, его, обедавшего, оттаскивает от стола, повергает на землю, побежденного заключает в оковы и связанного доставляет королю Болеславу как знаменательный дар. Так он, рискуя собственной жизнью, приобретает почет для родины и обеспечивает королевству покой. А затем, сын этого Володаря, тяжко переживая отцовские раны, непрестанно думает о постигшем отца несчастье, мечтает отомстить за смерть отца. Понимая, что открыто отомстить врагу, намного превышающему его силы, он не сможет, он смешивает горе с хитростью и все сокровища своего отца, обнаруженные им в казне, решает употребить на отмщение за него. Предпочитает честь богатству, на мщение за родителя готов истратить много, для себя бережлив. Какого-то знатного (insignem) из Паннонии, как по крови, так и по достоинству, он склоняет на свою сторону дарами, совращает золотом, дабы он какой-либо хитростью обманул и ввел в заблуждение Болеслава. Этот венгр, предпочитая страсть к золоту достоинству, бежит под покровительство Болеслава, притворяясь, что король паннонцев изгнал его. Выдумывает ложные причины своего изгнания, утверждая, что основная причина состоит в том, что он ревностно старается противостоять козням своего народа или, по крайней мере, как-то им противодействовать, и, дескать, он [сам], является горячим поклонником поляков, или иначе лехитов. И якобы до такой степени усилилось коварство его соперников, что был ему вынесен смертный приговор. А также [говорит], что уж лучше ему свести на нет свои заслуги, нежели подставить под удар свою неповинную голову, и при этом он обещает [Болеславу] отдать Паннонию под прежнее владычество.

Глава 29. Об измене города Вислицы

В эти времена в королевстве лехитов был преславный город, окруженный высокими стенами, по названию Вислица. Некогда во времена язычества правителем этого города был Прекрасный Вислав, который и сам вел свое происхождение от рода короля Попеля. Некий комит, как говорят, происходивший из этого же рода, храбрый и сильный, по имени Вальтер Сильный, что по-польски звучит как Вальчеж Удалой, имевший крепость Тынец возле Кракова, где теперь находится аббатство св. Бенедикта, основанное Казимиром Монахом, королем поляков, или иначе лехитов, в каком-то мятежном столкновении взял в плен этого [Вислава] и плененного заключил в глубокой тынецкой башне.

Он решил содержать его там под особой стражей. Этот [Вальтер] женился на знатной девушке по имени Гельгунда, дочери некоего короля франков, уже просватанной, и тайно увез в Польшу, не без большой опасности для себя. Вальтер и сын какого-то короля алеманов [когда-то] для приобретения хороших манер воспитывались при дворе короля франков, отца Гельгунды. И вот Вальтер, человек проницательный и энергичный, заметив, что дочь короля Гельгунда прониклась чувством любви к сыну короля алеманов, однажды ночью взобрался на стены крепости, склонил деньгами сторожа на свою сторону, дабы он не осмелился его выдать. Он так сладко запел, что дочь короля пробудилась ото сна, встала с постели и вместе со своими сверстницами, забыв о покое, внимала приятному напеву, пока певец сладко пел. С наступлением утра Гельгунда требует призвать стражника и тщательно его расспрашивает, кто был тот, кто пел прошлой ночью. Тот же уверяет, что не имеет никакого понятия, кто это был, и не осмеливается выдать Вальтера. Но когда в течение двух следующих ночей молодой Вальтер, соблюдая меры предосторожности, продолжает петь, Гельгунда, не будучи в состоянии далее скрывать свои чувства, угрозами и нападками заставляет стражника выдать певца. Поскольку стражник не захотел его выдать, она приказывает подвергнуть его смертной казни. Тогда тот называет имя Вальтера, и Гельгунда, воспылав к нему горячей любовью, склоняется на его домогания и отвергает сына короля Алемании. Последний, видя, что он постыдно отвергнут Гельгундой и что Вальтер теперь предмет ее любви, воспылал к нему безумной ненавистью. Он возвращается к отцу, занимает все переправы через реку Рейн, приказывает тщательно следить, чтобы никто с девушкой не переправился, пока не уплатит за перевоз марку золота. По прошествии некоторого времени Вальтер и Гельгунда находят возможность побега, используют ее и, дождавшись желанного дня, бегут. После того как они достигают берега реки Рейна, перевозчики требуют с них за переезд марку золота, однако, получив ее, отказываются перевезти их, пока не прибудет сын короля. Вальтер, почувствовав опасность в промедлении, садится на Буцефала, приказывает Гельгунде сесть позади себя и переплывает реку быстрее стрелы. После того как он несколько удалился от Рейна, он услышал за своей спиной крик и узнал голос преследующего его алемана: «О вероломный, ты тайно убежал с дочерью короля и переправился через Рейн, не уплативши мыта. Останови шаг, останови, чтобы я мог пойти с тобой на поединок, и кто будет победителем, тот как победитель будет владеть и конем, и оружием, и Гельгундой». На его крики Вальтер бесстрашно отвечает: «Ложно то, что ты говоришь. Ведь я выплатил морякам марку золота и дочь короля я беру не силой, а добровольно она пожелала следовать за мной», При этих словах они храбро сражаются пиками, а когда те сломались, они сражаются мечами и мужественно испытывают силы друг друга. И поскольку алеману было хорошо видно Гельгунду, он, воодушевленный ее видом, заставляет Вальтера отступить, пока тот, отступая, не увидел Гельгунду. Как только увидел, обуял его стыд, что он отступает, и под влиянием любви к Гельгунде он с новыми силами храбро наступает на алемана и его убивает. Захватив коня и оружие алемана, он продолжает свой путь и радостный возвращается домой, увенчанный двойным почетом.

Благополучно совершив путь, пришел он к тынецкой крепости и, для того чтобы излечиться, позволил себе некоторую передышку. Как только узнал от своих, что Прекрасный Вислав, вислицкий князь, в его отсутствие причинил его людям несправедливость, приняв это известие близко к сердцу и желая ему за это отомстить, направился против Вислава. И наконец, сражается с ним, побеждает и связанного, как уже было сказано, передает под стражу в тюремное подземелье тынецкой крепости.

По прошествии некоторого времени [Вальтер], по обычаю рыцарей, отправился в далекие края ради совершения воинских подвигов. Прошло два года, как он уехал, и Гельгунда, взволнованная его продолжительным отсутствием, опустив лицо, обращается к какой-то девушке, своей поверенной, говоря, что она и не вдова и не замужняя, имея в виду тех, кто сочетался браком с мужами, людьми энергичными и жадными до военных столкновений. Эта девушка, тяжело переживая столь долгую плачевную участь своей госпожи, не стыдясь измены, рассказывает, что Вислав, князь Вислицы, красив и привлекателен и находится в темнице. Она, несчастная, советует своей госпоже, чтобы та приказала привести его из тюрьмы под покровом ночи и, пригрев в желанных объятиях, снова осторожно отпустила в тюрьму. Госпожа благосклонно принимает совет своей служанки и, хотя и обеспокоена возможными последствиями, не боится подвергнуть риску и жизнь и доброе имя. Она приказывает привести из темницы Вислава и при виде его красоты радостная проникается к нему любовью и не только не приказывает ему остаться в темнице, но соединяется с ним любовными объятиями. Отвергнув ложе собственного супруга, она предпочитает бежать [с Виславом] в город Вислицу.

А Вислав, возвращаясь домой, надеется, что имеет двойной триумф, который, однако, в таком рискованном деле и ему и ей грозит смертельной опасностью. В самом деле, по прошествии короткого времени Вальтер, возвращаясь домой, с тревогой спрашивает у жителей города, почему Гельгунда, хотя бы у входа в город, не бежит к нему навстречу, радуясь его возвращению. От них от узнает, каким образом Вислав, найдя поддержку у стражей крепости, освобождается из темницы, а также, [что он], уехав, взял с собой и Гельгунду. Воспылав бешеной ненавистью, он [Вальтер] спешит к Вислице, не боясь доверить себя и свою судьбу всякого рода случайностям, нападает неожиданно на город Вислицу в то время, как сам Вислав за городом проводил время в охоте.

Гельгунда, увидев его в городе, поспешно бежит к нему навстречу и, низко склонившись к земле, слезно жалуется на Вислава, обвиняя его в том, что он насильно похитил ее. Она советует Вальтеру отправиться в потаенную часть его жилища и заверяет, что Вислав по ее знаку немедленно выйдет, что даст возможность его задержать. Вальтер верит лживым заверениям обманщицы, идет в укрепленное помещение, в котором Вислав с помощью легкомысленной ветреницы берет его в плен. Ликуют и Вислав и Гельгунда, радуясь благополучному исходу дела, не думая, что, как это часто бывает, их может постигнуть печаль смерти.

Он [Вислав] решил не содержать его под тюремной охраной, но сгубить более тяжелой карой, чем пребывание в тюрьме. А именно он приказал его, связанного, еще привязать железными цепями к стене столовой с вытянутыми руками, ногами и шеей. И в этой же столовой Вислав приказал приготовить себе ложе, где летней порой в полдень предавался любовным утехам с Гельгундой.

У Вислава была родная сестра, которую из-за непривлекательной наружности никто не хотел брать в жены. На ее бдительность Вислав надеялся больше, чем на остальных своих сторожей. А она, воспылав страстью к Вальтеру, забыв о девичьем стыде, расспрашивает Вальтера, не пожелает ли он взять ее в жены, если она облегчит ему его участь и освободит от оков. Последний обещает, что, пока он жив, он всегда будет связан с ней брачными узами и против ее брата Вислава, как она этого и желает, никогда меч не поднимет. Он убеждает ее, чтобы она вытащила меч из спальни брата и принесла ему, дабы мог он разорвать оковы. Она тотчас принесла меч и, как приказал Вальтер, открыв ключом крайнюю часть железной цепи, положила меч между спиной Вальтера и стеной, чтобы он, дождавшись удобного момента, мог незаметно отойти.

Вальтер, когда назавтра наступил полуденный час и Вислав с Гельгундой обнимались на ложе, вопреки обыкновению, обратился к ним с такими словами: «Как это вам показалось бы, если бы я, освобожденный от оков, держал в руках перед вашим ложе свой меч, вынутый из ножен, и увидели бы вы меня угрожавшим отомстить вам за содеянное?»

При его словах замерло сердце Гельгунды, и она, дрожа, так говорит [Виславу]: «О господин мой, не нашла я в спальне меча и в сладких твоих объятиях забыла тебе это сказать».

Ей Вислав: «Даже если бы он мог воспользоваться десятью мечами, без усилий мастеров он не сможет разорвать железные цепи».

В то время как они так говорили, Вальтер, свободный от оков, появился перед ними, осыпая упреками и размахивая мечом. И тотчас, подняв высоко меч, пронзил им того и другого. Меч, опустившись, разрубил их пополам. Так они закончили свою непутевую жизнь еще более нечестивым концом.

Могилу Гельгунды, высеченную на скале в крепости Вислице, и до настоящего времени показывают всем желающим ее посмотреть.

Управление этим сильно укрепленным городом [Вислицей] король Болеслав поручил некоему изгнаннику из Паннонии, которого он принял не как беглеца, но как воспитанника родины и с которым он обращался чрезвычайно ласково. Этот последний, дождавшись отсутствия короля Болеслава, который отправился в центральные части страны и ради устройства королевских дел находился там какое-то время, приказывает сыну Володаря, короля Руси, поспешно прибыть и сообщает ему о продолжительном отсутствии Болеслава. Итак, враги спешат к Вислице, и стало известно, что они приблизились. Этот изменник приказывает, чтобы все люди, способные воевать, любого сословия, того и другого пола сбежались для защиты города и для того, чтобы в нем спасти и себя и свое имущество. А также с той целью, чтобы виновные не были изобличены в оскорблении его величества и чтобы вассальное добро и движимое имущество не было конфисковано в королевскую казну. А когда весь народ сбежался в город и себя спасти и его защитить, вероломный изменник открыл ворота врагам, дав, таким образом, возможность варварам перебить христианский народ.

В году 1135 от Р.Х. 8 февраля Вислицу разрушают. Сын Володаря, хмельной от пролившейся крови этого народа, безбожно бесчинствует. Его жестокая свирепость больше возбуждалась человеческой кровью, нежели пресыщалась разбоем. И он возвращается домой без какого-либо ущерба для себя. Паннонца же этого, сына вероломства, [сын Володаря] лишает обоих глаз, отрезает язык и детородные члены, дабы от змеиного и нечестивого рода не родился бы еще более вероломный.

Услышав это, Болеслав, жесточайший мститель за несправедливость, направляется к границам Руси, входит в нее и приказывает разыскать сына Володаря. А тот, имея нечистую совесть, быстро, как лесная коза, бежит и углубляется в лесные чащобы и наподобие диких зверей скрывается среди ущелий и рощ. Воины Болеслава свирепее львов обрушиваются на русский народ, не щадят ни бургов, ни городов, ни крепостей. Они считают, что ни принадлежность к полу, ни возраст, ни благородство высокой крови не может принести спасения, и всех, кого удается обнаружить, сытый меч бесчеловечно поглощает. Так Болеслав, отомстив во сто крат сыну Володаря, возвращается домой с почетом.

Глава 30. Об изгнании сына Коломана (Colomanidis), короля Галиции

После такого жестокого мщения Болеслава русским, как уже было сказано, князья другой Руси и других соседних областей, собрав совет и опираясь на помощь соседей, поскольку иначе они, по-видимому, не могли противостоять могуществу Болеслава, галицкого короля, зятя князя Болеслава, выгоняют из королевства. Этот бежит в королевство своего тестя Болеслава и некоторое время находится у него вместе с женой.

Князья же русских, смертельно опасаясь вторжения Болеслава, натиск которого они сравнивали с ударом молнии, применяют к нему, доверчивому, хитрость. Будучи не в состоянии победить его оружием, [они] замыслили победить по крайней мере его же доверчивостью. Прежде всего они собирают подчиненных им князей, затем множество вооруженных варваров, первых из первых всего Галицкого королевства и самых знатных (procerum) этого королевства посылают на лицезрение Болеслава, уверяя, что все королевство и они сами с детьми намереваются припасть к стопам Болеслава, который по-братски приютил у себя их короля. Жители Паннонии, соседние с Галицким королевством, зная об уловках русских, лукаво притворяясь, скорбят и умоляют [Болеслава], чтобы он помог и восстановил в королевстве изгнанного короля. Ему они посылают на помощь и свои равноценные вооруженные отряды, обращая свои горячие просьбы к их Величествам, т. е. к Болеславу и к изгнаннику. Под влиянием этих обманчивых просьб король Болеслав, безбожно обманутый, с небольшим войском вступает в галицкую провинцию. К нему подходят ряды паннонцев вперемешку с бесчисленным количеством русских, смиренно приветствуют короля-изгнанника и Болеслава. Однако все спешат перейти в последние ряды. Болеслав, молча наблюдая за этим, спешит поделиться с воеводой Вшебором.

«Ты догадываешься, что я подозреваю?» - сказал он Вшебору.

Тот ответил: «А что ты подозреваешь?»

А он: «Ты видишь, что почти все, замешанные в этом деле, стремятся в конец?»

«Что из этого?»

«Нам промедление опасно. Постыдно мужам не быть мужами».

А тот: «Не следует мужам быть слишком поспешными. Трудно достигает цели человек, действующий слишком поспешно».

В то время как они переговариваются, видно как приближаются издалека бесчисленные ряды русских и варваров. Итак, сходятся ряды и копья грозят копьям. Двойной враг теснит войско Болеслава, один - с тыла, другой наступает спереди.

Кричит Болеслав: «Смело, мужи, следует сражаться, а не лениво убегать с поля боя».

Стих:

Храбро сражающийся враг заставляет храбро сражаться.

Какой-то муж из окружения Болеслава, благородный родом, но бесчестный душой, первым убежал с поля битвы. Его позорное бегство не только не отняло победу у победоносного Болеслава, но и отвело облако от самой победы, или, как правильнее сказать, солнцем осветило солнце. В самом деле, хотя до сегодняшнего дня часто можно было слышать о неподдающейся оценке доблести Болеслава, однако только теперь, когда она явственно обнаружилась, в нее поверили и паннонцы и русские. Конь его пал, утомленный и ратным трудом и получив ранения, а Болеслав пеший сражается и рушит врагов. Некий туземец (originarius), сойдя со своего коня, предлагает ему сесть на него.

И наконец, воины Болеслава, непобежденные, но утомленные победой, одни уходят с поля битвы, других, усталых от сражения, враги берут в плен и уводят к себе к сожалению для Болеслава. Столько народа лехитов попало в плен, что хотя лехиты для выкупа своих пленных и положили все сокровища в виде золота, серебра и драгоценных камней и даже те ценности, которые еще во время Болеслава Великого были собраны и сохранялись в Польском королевстве, однако их не хватило для этого выкупа. И даже многие люди знатной крови были проданы в горестную неволю языческому люду, и там они жалким образом закончили свою несчастную жизнь. Но напрасно часть паннонцев хвасталась бесславной победой и, не будучи победительницей, пользовалась именем победы. Скорее пусть она стыдится вспоминать о ярме своего обмана.

Итак, Болеслав хотя и был озабочен пленением его воинов, однако невредимым возвращается домой, а беглого рыцаря повелевает наградить тремя дарами, а именно преподнести ему прялку, взвешенную пряжу, заячью шкуру, которыми обозначил: в прялке - женщину, в пряже - хитреца, в зайце - труса. Этот неблагородный муж, получив дары с чувством стыда и понимая, что они означают, повесился на ремне, прикрепленным к звоннице собственной часовни, испустив жалкий свой дух. Такая гибель может быть истолкована [следующим образом]: прялка - виселица, взвешенная пряжа - петля, заяц - отлетающий дух его. А того, удивительного благородства туземца он выкупил из рабства, выкупленного делает богатым, богатого - знатным, следуя таким словам пророка: «Из брения возвышает нищего, посаждая с вельможами, и престол славы дает им в наследие».

У этого отважнейшего Болеслава было достаточно и мужества и трудолюбия, если бы он не так легко ослаблял бразды доверчивости. Спустя короткое время, наш Болеслав заложил аббатство монастыря св. Бенедикта в честь Святой Троицы и Блаженной Девы Марии в крепости Лысой Горы, а также при посредстве одного знатного мужа по имени Сецех в Сецехове прибавил некоторое количество добра к Сецеховскому монастырю.

Когда он почувствовал приближение кончины, утомленный более тяжестью сражений, нежели годами и зная, что он выполнил долг, предназначенный судьбою, приказывает написать завещание, по которому делит свое королевство между четырьмя сыновьями. Владиславу, первенцу, он предписывает правление в [землях] Кракова, Серадза, Ленчицы, Силезии, на Поморье; Болеславу Кудрявому отдает Мазовию, Куявию и хелминскую каштелянию; Мешко - Гнезно, Познань и Калиш с окрестностями; Генриху первому - Сандомир и Люблин, равным образом отдает провинции и княжества в соответствии с границами, некогда окружавшими упомянутые провинции. Спросили его и о пятом сыне, малолетнем, по имени Казимир, почему он не выделяет ему никакой доли. А тот им: «Уже давно выделил и назначил». Когда же они удивились, что это за пятая часть, он сказал: «Не видите вы, что для четырех тетрархов сооружена квадрига тетрархии. Таким образом, этому малолетнему предназначается наследование четвертого колеса в квадриге. Перестаньте жаловаться, о благородные, на нарушающее законные права [наследника] завещание. В самом деле, справедливо, чтобы дела малолетних были поручены их опекунам, а не самим малолетним».

Приняв спасительное причастие, преставился счастливейший Болеслав в счастливый день, а именно от Р.Х. 1138 в возрасте пятидесяти шести лет, и об этом сохранился стих:

Умер преславный Болеслав, хотя и обманутый в конце жизни

Глава 32. О Петре из Дании

А знаменитый муж Петр Великий, женатый на тетке Владислава, убеждает последнего, чтобы он отказался от преследования братьев и относился к ним с братской любовью, особенно принимая во внимание их молодой возраст. Из-за этого комит Петр вызывал неприятные чувства у Владислава, но в то же время Владислав опасался, как бы Петр совместно с братьями не объявил ему войны, и поэтому, притворяясь, отложил свои мстительные дела; а когда упомянутый комит Петр выдавал свою дочь замуж за Яксу, князя Сорабии, торжественно празднуя это событие в городе Вроцлаве, Владислав, послав своих людей, приказал его схватить, отрезать язык и ослепить. Но по божественной воле у последнего восстановились и речь и зрение.

Чтобы оправдать свои жестокие поступки, он [Владислав] придумал, как говорят, ложное оправдание. Якобы однажды он вместе с упомянутым Петром охотился в лесу, и они, заблудившись, там заночевали. И он в шутку сказал Петру, что его жена, нежась, возлежала со священником курии. И что Петр сказал то же самое Владиславу о его жене, а именно что она оказала внимание какому-то рыцарю. И вот из-за этого он, дескать, был вынужден не только лишить его языка, зрения, но и жизни.

Этот Петр, прибыв в Рим, покаялся, что присвоил сокровища покойного короля данов, и тогда исповедник господина папы наложил на него покаяние и обязал построить и приличествующим образом снабдить семь монастырей. А тот, вернувшись в предместье Вроцлава, основал и щедро одарил на Песке аббатство регулярных каноников в честь Блаженной Девы Марии и второй в честь св. Винцентия вне пределов города. Он также заложил и снабдил всем необходимым аббатство в Червинске, женский монастырь в Стржельне, препозитуру при костеле св. Лаврентия вблизи Калиша, аббатство в Сулейове, приход в Мстове. Говорят также, что он соорудил семьдесят церквей из обтесанного камня и обожженного кирпича. Некоторые из них остались незаконченными из-за его кончины. Сын его Константин по приказу отца, как говорят, завершил их после его смерти. Великодушная щедрость Болеслава поставила его комитом в Скржине.

А теперь вернемся к описанию бесчинств Владислава, а также к описанию деяний Петра, опустив то, что написано им самим.

Владислав, на которого не повлияли ни слезы братьев, ни настойчивые просьбы знатных (procerum) поляков, собирает сильное войско как на Руси, так и на других соседних землях и прежде всего заставляет Генриха покинуть Сандомирскую землю, затем Болеслава - Мазовию и другие земли и, заняв несправедливо все их владения, задумывает совсем лишить их наследства. С ним воевода Вшебор часто успешно сражается в защиту сирот. Полагаясь на его отвагу, молодые князья, сдерживая слезы, все смелее берутся за оружие. Между тем Владислав, не полагаясь на своих, призывает полчища чужеземных народов и приказывает им убить братьев. Последние, однако, не надеясь более на воинскую храбрость, бегут вместе с братом Мешко к городу Познань, который один оставался им защитой. Вокруг этого города Владислав развернул всю силу своего войска и разработал смелый безопасный план осады, полагаясь на множество войска.

И пока Владислав, использовав помощь варварских народов своего войска, наносит вред польским землям, и какое-то время медлит в осаде крепости Познань, Яков I, архиепископ гнезненский, приближается к месту стоянки войска, подъезжает на своей маленькой повозке к палатке Владислава и обращается к нему, угрожая карой божьей, со словами увещевания: прекратить преследование братьев и, помирившись с ними, вернуться домой. А также чтобы он прекратил пролитие христианской крови, оскорбление девушек, насилие над женщинами, что нечестиво совершают варвары из его войска среди народа, из которого и сам происходит, чтобы он, проявив сострадание, постарался примириться с братьями. А он, как фараон, заупрямившись, отказывается повиноваться увещеваниям святого архиепископа, и тогда архиепископ его как осквернителя и недруга христианской веры предает анафеме. Сделав это, он приказывает вывезти повозку из палатки, и тут неожиданно возчик сломал своей повозкой столб палатки. Последний, падая вместе с частью палатки, чуть было не придавил Владислава, как бы указывая этим ему на будущее несчастье. А Владислав, нисколько не разгневавшись за это на архиепископа, терпеливо переносит это случайное падение. Нет сомнения, что вследствие этого потомство [Владислава] после его смерти владело только частью Польского королевства и, как это можно видеть, и теперь владеет.

Наконец, сандомирцы, мазовшане, куявяне и поляки с горячим рвением следуют за своими молодыми господами, устраивая засады войску Владислава, преследуя его, неосмотрительных убивают, других берут и заключают в оковы. Совместно со своими молодыми господами размышляют, как напасть на лагерь и стоянку Владислава. Когда же был дан сигнал с башни крепости тем, кто был внутри, они в одно и то же время не побоялись напасть на стоянки Владислава, одни из лагеря, другие из укрытий. А между тем какой-то ревностный рыцарь из приверженцев молодых князей берет несколько пленных из лагеря Владислава и приказывает рассказать, что происходит в лагере. И узнают они, что те ничего не подозревают о сопротивлении молодых, но в легкомысленной беспечности проводят время среди пирушек. Итак, в полдень, когда Владислав и его войско начинают пировать, лагерные с познаньской башни, расположенной позади костела св. Николая, трижды поднимают и опускают красный щит. Князь русских, родственник Владислава, заметив, что он поднимается и опускается, стал разузнавать у Владислава, что означает поднятый щит. Ему Владислав: «Братья мои указывают, что они готовы сдаться мне на мою милость». А тот убеждает Владислава вернуть братьям прежнее расположение. Но Владислав, преисполненный надменностью ответил: «Неуместно говорить о соглашении, когда решено их изгнание».

Во время этих переговоров сироты из крепости Познань вместе с немногими, но опытными в оружии [воинами] упрямо идут на врагов. А другие выходят из убежища, неожиданно нападают на лагерь Владислава, голодные обрушиваются .на пирующих, неистово устремляются на полчища врагов, храбро поражают их мечом, избивают и убивают. Так все это произошло, что две речки Цибина и Гловна, возле которых происходило сражение, переполненные кровью убитых, наполнили реку Варту настолько, что она вышла из берегов.

Владислав же, положившись всецело на многочисленность своего войска, упорно отказываясь от отеческих увещеваний архиепископа, презрел острие анафемы и, попав в затруднительное положение возле Познани в году от Р.Х. 1142, вернулся в Краков безутешным и до глубины души опечаленным. Болеслав Кудрявый, Мешко и Генрих уже не как малолетние [дети], но как светлейшие князья, собрав многочисленные отряды своих верных и храбрых людей, немного передохнув после тягот войны, смело устремляются на него. Владислав, не осмеливаясь ждать их прихода, бежит в Венгрию и затем ко двору императора Конрада, на сестре которого он был женат, умоляя о помощи. Жену же его, страшнейшую ведьму, [девери] Болеслав и Мешко, вынуждая следовать за мужем вместе с двумя сыновьями - Болеславом и Мешко, изгоняют из Кракова в Алеманию. И таким образом ту погибель, которую она желала деверям, из-за превратности судьбы по заслугам получила она сама.

Пусть знает, что наказание возвращается на того, кто его назначил.

Глава 33. О Болеславе IV по прозвищу Кудрявый

Итак, Болеслав по прозвищу Кудрявый, первенец от второй жены Болеслава, рожденный после Владислава второго, наследовал ему в королевстве. Он, разумно отвергая всякие поводы к проявлению алчности, помня о своем достоинстве, не только предоставил братьям то, что им надлежало выделить согласно закону о наследовании и о правах, но с великим радушием предоставил им [еще] те владения, которые Мешко и Генриху не предназначались. Он и Казимира, еще юношу, приказывает воспитать как сына не для того, чтобы совершенно не допустить к участию в управлении, но чтобы нежную поросль виноградной лозы не предоставить ветру легкомыслия. В самом деле, обычно свобода дает юноше то, что пламени масло. Итак, Владислав, [не] помня о себе, находясь, однако, в очень укрепленном городе Рацибуж, старается уговорить его Императорское Величество [помочь ему], полагаясь на родство с ним своей жены и сыновей. А также он уговаривает князей Богемии и Руси, опять-таки используя узы родства, чтобы они милостиво помогли ему в его несчастье. Император под влиянием таких настойчивых просьб и слез сестры и внуков увещевает Болеслава через послов, чтобы он хотя бы часть отцовского наследства передал брату, не возвышая его до управления королевством. И чем упорнее отказывался Болеслав следовать его внушениям, тем более вызывал он этим гнев императора. Вся сила империи обрушивается на Болеслава. Возникают отряд всех против Болеслава и отряд Болеслава против всех. Следующая дилемма встает перед Болеславом: либо уйти из королевства, либо вступить в вооруженный конфликт. Но преславный муж, уклоняясь от того и другого, не дает возможности врагам искать себе пропитание. Эта непобедимая мощь легионов приходит в упадок от болезней и голода. Так Бо­леслав без вооруженного столкновения сражается с врагом и без сражения преславно побеждает.

Наконец, Владислав Жестокий на третий год своего изгнания, после смерти жены, похороненной в Альтен бурге, был вызван братьями на переговоры в Плоцк. Там во время этих переговоров он тяжко занемог и скончался. Он первым из польских князей был похоронен в кафедральном соборе перед главным алтарем.

После его смерти император Конрад просит Болеслава, отнюдь не угрожая оружием, чтобы он сжалился над сиротами Владислава и уделил им равные части земель. Болеслав хотя не мог быть побежденным императором, однако счел должным повиноваться империи и дружелюбно отозвал из изгнания сыновей брата. За жестокость он платит приязнью и дарует им Силезию с добавлением княжества Опольского. Из них первородный назывался Болеслав Высокий, второй - Мешко Лорипед, третий - Конрад первый. И эти трое с течением времени поделили между собой земли таким образом: Болеслав Высокий, поскольку он был перворожденный, получил город Вроцлав с его окрестностями, а Мешко Лорипед - только Ополе с его окрестностями; из-за этого неравного разделения между Мешко и Болеславом в течение многих лет происходили распри. Молодого Конрада император Конрад, его дед, отдал, как говорят, на воспитание вальденскому аббату.

По свершению всего этого Болеслав Кудрявый замыслил бесстрашно опустошить земли пруссов. Известно, что они враги не только людям, но и душам христиан. После того как он покорил некоторых из них в результате неудачных для них сражений, он огласил такой эдикт: тот, кто решил признать себя сторонником христианской веры, пусть радуется полной свободе и никакого да не потерпит материального ущерба. А тот, кто не отвергнет языческого обряда, да понесет наказание - смертную казнь с конфискацией имущества. Но принятая ими [пруссами] религия тем менее сохранялась, чем более их принуждали. Как только Болеслав вернулся домой, они тотчас впадают в бездну отступничества, вновь возвращаясь к почитанию идолов. Они отправляют к Болеславу послов с просьбой удовольствоваться их послушанием и выплатой податей, но чтобы их не вынуждали покинуть отцовские обряды и позволили их придерживаться. Болеслав же так рассудил: достаточно ему, если князю будут платить то, что достойно князя, хотя бы Богу было отказано в том, что достойно Бога. И не будет кары за отступничество, если сохраняется исправная выплата регулярных податей. По этой причине с соизволения божьего они не только один за другим отказываются, но занимают соседние с королевством земли, грабят их и награбленное растаскивают, как волки. И так получилось, что Болеслав, которого рвение к Богу не подвигнуло на борьбу за расширение христианской веры, по крайней мере побудило к этому тяжкое зрелище жестокого избиения. Тогда Болеслав, собрав огромное множество опытнейших поляков, сурово нападает на готов, стремясь не только обратить их в бегство, но совершенно уничтожить. Области их не были укреплены, но они были неприступны по своему природному местоположению. У самого входа [в их земли] есть лесные дебри, отовсюду окруженные болотом, где под зелеными ветвями скрывается бездна илистой смолы. Какие-то геты, то ли пруссы, люди близкие к Болеславу, а на самом деле презренные предатели, соблазненные дарами пруссов, утверждают, что они могут провести отряды благородных лехитов этой дорогой, якобы безопасной и спокойной; но тут же, вступив на узкую тропу, первые ряды войска падают. Ведь из засады внезапно появляются враги, мечут копья и поляков, стиснутых как бы в давильне, без сражения топчут, поскольку лехиты словно вепри [сами] нарываются на острие копий, а некоторых, обремененных оружием, поглощают глубины бездны. Их несчастную гибель в течение долгого времени различными способами оплакивала Польша. И с этого времени оставили Болеслава военные триумфы, и он вскоре в зрелом возрасте скончался в 1173 г. от Р.Х., оставив сыну Лешке княжества Мазовецкое и Куявское на том условии, что, если он умрет без потомства, тогда его брат [Болеслава] Казимир, не имеющий никаких земель, будет наследовать и в Мазовии и в Куя-вии.

Глава 34. Об императоре Конраде

В году 1147 от Р. X. император Конрад вступил в Польшу и вместе с многочисленными князьями направился в Иерусалим, намереваясь вновь отвоевать гроб господен. Болеслав Кудрявый принял его с почетом и устроил ему пышное угощение.

Глава 35. О Мешко, сыне Болеслава Кривоустого

После кончины Болеслава Кудрявого его место занял Мешко, третий его брат, который был ближайшим к брату Болеславу как по рождению, так и по наследованию в королевстве. Все прилегающие провинции были к нему почтительны, отовсюду с отдаленных провинций прибывали князья для оказания ему послушания, слава всяких достоинств улыбалась ему, во всех будущих его успехах вся красота судьбы была к нему ласкова. У него не было недостатка в военных триумфах, и сверх всяких желаний счастливых [людей] еще более счастливым был он в своем многочисленном потомстве того и другого пола. Мужское его потомство все уважали, женское - всем было приятно. По-видимому, у него было все, что можно считать человеческим счастьем, хотя никто не является настолько счастливым, чтобы к счастью не примешивалась какая-то горечь.

Этот Мешко из-за суровости нравов был прозван Старым. Он в году 1145, еще будучи в молодом возрасте, основал и обеспечил из своих средств аббатство цистерцианского ордена в Лёнде. В Калише основал и оборудовал костел в честь св. Павла из тесаного камня, в котором основал препозитуру и несколько пребенд. Приказал он также верхнюю часть гнезненского костела покрыть свинцом.

У него было пять сыновей. Двух из них, а именно Одона и Стефана, он имел от дочери короля венгров, остальных троих-от родственницы императора Фридриха, римского короля. Благодаря родственным связям сыновей и дочерей он в лице князей различных провинций имел своих друзей. Князь чехов Болеслав [и] вождь (dux) Саксонии - его зятья, князь Руси - тесть одного из сыновей, а князь Ругии - другого. Стефан же, Болеслав и Мешко умерли неженатыми. Чего же больше? Ведь часто наивысшее благо порождает высшее несчастье, чем выше вершина славы, тем легче скользит она в пропасть. Ибо Мешко, возвышенный такими почестями, о горе! побежденный излишней беспечностью, неожиданно впадает в полное бездействие, не замечая, что на вершине никакое спокойствие в своей безопасности не возвещает подчас приближения бури, грозящей гибелью. [В самом деле] сын Соломона, присвоив себе гордость Робоама, осмелился сказать знатным людям королевства (optimatibus regni), насколько меньший его мизинец толще чресл отца его, и прибавил, что если отец мой наказывал вас бичами, то я буду наказывать вас скорпионами. По этой причине распалось царство Израиля, и навсегда оно было у него отнято.

Вследствие этого Гедко, краковский епископ, старался частыми напоминаниями убедить его [Мешко], чтобы он прекратил относиться жестоко к жителям королевства, чтобы он любовно, как сын мать, а не как пасынок (primogenitus), окружил вниманием свою страну. Пасынком, врагом станет тот, кто не горюет о материнском несчастье. Кроме того, он [епископ] убеждает его утихомирить своих хищных чиновников (officiales), которые по его приказанию, пренебрегая всеми нормами правосудия, бесчинствуют над народом королевства. Кажется, будто только истребив все стадо, они насытятся его кровью. А князь из-за этого разгорается еще большей ненавистью по отношению к епископу, утверждая, что он урезонивает его не в порыве благочестия, но только из ненависти. Даже легчайшее прикосновение к нарыву вызывает боль и зуд. И он принимает решение мстить не только священнику, но и некоторым знатным (proceribus) Краковской земли старшим по рождению (natu maioribus). Епископу он тайно замышляет изгнание, других обрекает на смерть или на увечье. Но решение князя не осталось втайне от священника. Он ревностно противостоит его махинациям и поучает других, как им их избежать. Знатные (proceres) люди Краковской земли вместе с Гедкой, своим епископом, тайно обсуждают положение дел. «Позорно, - сказал он, - людям знатного происхождения прислуживать и безропотно переносить столько бедствий».

Среди них некий знатный (insignis) муж дал им такой совет: «Я полагаю, от вас не укрылась добрая слава доблестей сандомирского князя Казимира и хотя все о ней знают, но почему-то никто ее не признает. В его тени следует нам искать дуновения покоя, чтобы с помощью целительного масла набухшая боль нашей печали понемногу утихла».

Под влиянием его увещеваний как священник, так и знатные в единодушном порыве с опаской идут к Казимиру, просят его смиренно, чтобы он, если уж не думает о возвеличивании королевского достоинства и не стремится царствовать, то, по крайней мере, не отказался снизойти к их смиренным просьбам. А он им:

«Есть у вас древняя и укоренившаяся привычка, и не могло уйти из вашей памяти то обстоятельство, каким образом первые из князей, а именно Якса и Святослав, а также почти все знатные (proceres) тянули меня к этой власти, хотя я и сопротивлялся, для того, чтобы, изгнав храброго князя, брата моего Болеслава, тем безопаснее правил бы я королевством. А я предпочел объятия брата всякой власти. И так как тогда в стремлении к чистой невинности я обмыл ноги свои, теперь каким образом я оскверню их кровью брата. О, как прокляты эти шаги к власти, из-за которых чрезмерное безрассудство само по себе ведет к убийству, затем к убийству брата, и в братоубийстве к убийству отца! В самом деле, каким образом, как я могу решиться на гибель того, кто относится ко мне больше, чем с отцовской приязнью, кого я почитаю больше, чем сын почитает отца, и никогда не переставал почитать? Ибо несправедливо и, как показывают примеры, гибельно благоденствовать при отношениях, не основанных на справедливости».

А те ему говорят: «О светлейший князь! Поистине нужно будет пощадить добросердечность, ведь тогда не возникнет необходимость защищать честность и только будет слышен ропот партии против него. Здесь иной расчет улучшает договор. Ведь их всех вынуждает крайняя необходимость, и, если ты не поспешишь им на помощь со своей снисходительностью, им должно погибнуть, так как нет у них никакой возможности переселения».

Под влиянием настойчивых просьб епископа Гедки и знатных (procerum) лиц, а также под влиянием советов своих друзей он [Казимир] с немногими отправляется в Краков для того, чтобы не казалось, будто бы он занял его насильно, а не по добровольному согласию как знатных, так и простых людей. Выбегают навстречу неисчислимые ряды войска, толпой собирается народ, все радуются и ликуют и провозглашают его спасителем. Все жители Кракова стремятся его обнять. Всякий возраст, всякое сословие почитает его; дают священную клятву в любой момент умереть за него. Все сторонники Мешко покидают его и твердо переходят на сторону Казимира. Среди них познаньский князь Одон, его [Мешко] первенец, оказавшийся ему же ожесточенным врагом, стремившимся с корнем вырвать собственную ветвь, и это для того, чтобы отстранить от королевства сыновей мачехи, которым отец обещал после себя наследование в королевстве.

Итак, князь Мешко был отстранен скорее из-за преследования и вероломства своих, нежели оружием брата. Он в году 1179 от Р. X., покинутый всеми, бежит в городок Рацибуж, оставляя родину и королевство вместе с женою и тремя сыновьями. На него обрушивается ряд неприятностей. В самом деле, зять его Болеслав, чешский князь, подобным же образом отстраняется от королевства. Другие его зятья, князь Саксонии и князь Баварии, отовсюду подвергаются нападению врагов. И таким образом, те, от кого он мог ожидать помощи, сами терпят тяжкие невзгоды и ему никак помочь не могут. Все наместники морских провинций и префекты не только отказывают ему в повиновении, но даже враждебно хватаются за оружие. Все рады подчиниться власти Казимира, Пока все города всех провинций и все муниципии открывались перед ним без военных действий, один Мешко, первенец Владислава Изгнанника, удалив [своего] родного брата Болеслава, как оказалось, восстал против него вместе с силезской провинцией. Его Казимир старается привлечь на свою сторону не угрозами и оружием, но проявлением дружеских чувств. Он, возвратив Болеславу Вроцлав с его окрестностями, вышеупомянутому Мешко из-за его рвения щедро выделяет некоторые города. Также их брата Конрада, которого мать до этого времени содержала в Альтенбурге в Саксонии, назначил в глоговскую марку. Как было сказано выше, этим трем братьям, сыновьям Изгнанника Владислава, после смерти его Болеслав Кудрявый по согласованию со своими братьями, а именно с Мешко, Генрихом и Казимиром, отдал силезскую провинцию на правах наследства. Между ними, то есть между Мешко и Болеславом [Владиславичами], при разделе этой провинции возникло разногласие. При этом Мешко принудил своего брата Болеслава покинуть город Вроцлав. Но Казимир, светлейший князь, как было сказано выше, призвал их к согласию и Мешко, первородному [сыну] своего брата Изгнанника [Владислава], отдал княжество Опольское, Болеславу - Вроцлавское, Конраду - Глоговское, Мешко, опольскому князю, когда [тот] крестил сына, которого назвал его именем Казимир, он [Казимир] к упомянутому княжеству с радостью присоединил также княжества Бытомское и Освенцимское со всеми прилегающими окрестностями. Опекунство над Лешком, юным сыном своего брата Болеслава Кудрявого, он доверил некоему знатному (nobili) по имени Жирон, мужу, одаренному всякого рода добродетелями, присоединив управление и землями Мазовии и Куявии. Племяннику этого упомянутого Жирона по имени Самбор он дал префектуру в Верхнем Поморье, главным городом которого является Гданьск. Некоего Богуслава из рода Грыфитов сделал князем Поморья Нижнего. Гнезненскую же провинцию, которая является метрополией лехитов и началом [других] провинций, с некоторыми русскими землями, а именно Перемышльской, Владимирской, Берестейской и Дорогиченской, с замками, крепостями, муниципиями и их окрестностями взял на себя в управление.

Таким образом, Казимир делается единовластным правителем всей Польши (Lechie). И власть четырех братьев, а именно Владислава Изгнанника. Болеслава Кудрявого, Мешко Старого и Генриха Первого, благодаря счастливым обстоятельствам переходит в руки одного Казимира, как это предсказывал задолго до этого его отец Болеслав Кривоустый, находясь на смертном одре. Этот Казимир тотчас стал рвать путы неволи. Он перестает взимать подати и поборы, уменьшает налоги, ослабляет бремя, обещая уничтожить повинности (angarias et perangarias).

Глава 36. О некоторых обычаях Польского королевства

Было в Польском королевстве некое право, одобренное авторитетом древнего установления, чтобы любой знатный (quisquis potentum), отправившись торжественно в путь, насильственно разграбив амбары и житницы бедняков, отбирал бы у них продовольствие для того, чтобы кормить своих лошадей. Было еще и другое право, не менее безрассудное, издавна укоренившееся, а именно всякий раз, как посланцы князей выполняли посольство, у наследников (heredum) тех, которые находились в их поместьях, они забирали коней. На них в короткое время преодолевали быстрым галопом неисчислимые тысячи стадий. Этот обычай, названный «подводой», для многих был в высшей степени опасен и пагубен, так как кони некоторых были совершенно истощены, [другие] просто погибали, а иные, приглянувшиеся, были уведены безвозвратно. Был и другой ужасный греховный обычай, а именно имущество умерших епископов переходило в руки князей.

И, чтобы такое не случалось в будущем, Казимир, олицетворение справедливости, приказывает гнезненскому архиепископу, чтобы он, созвав синод своих суффраганов, позаботился воспрепятствовать этому под угрозой отлучения.

Глава 45. О Лешке Белом, сыне Казимира

После того как был совершен торжественный погребальный обряд, досточтимый епископ краковский прежде всего имел беседу с сановниками (primatibus) о наследовании в королевстве, а затем и всех созывает на беседу и, после того как все успокоились, так им говорит: «Благочестива печаль, о знатные (proceres), но не благочестива жестокость печали; благочестиво сожалеть об умершем князе, но нельзя забывать, что на место умершего должен быть назначен другой. Поэтому обращаю ваше внимание, как часто рой пчел хиреет или совсем погибает, если на место погибшего вожака [пчелы] не умеют или не стремятся выбрать другого. Так и некоторые пресмыкающиеся, имеющие вожаком звездчатую ящерицу, едва только она умрет, сейчас же берут ту на ее место, которая первая по смерти вожака проливает слезы. Хотя и казалось, что Казимир умер, однако в [памяти] своих потомков просто умереть он не мог. В них он, по-видимому, живёт и в будущем будет жить в славе. И о виноградной лозе не говорят, что она погибла, если живы ее побеги. Существуют две виноградные поросли, два светоча, два сына Казимира: Лешек и Конрад, хотя они и несовершеннолетние сироты. Достойно, чтобы старший унаследовал отцовское достоинство».

На что некий знатный (insignis) муж ответствовал. «Разумеется, - сказал, - почтенный отец, разумность вашего совета должна всеми быть оценена, особенно потому, что обстоятельства не допускают отсрочки. Опасен этот час и несет он в себе опасность. Поэтому при выборе князя не должна быть допущена небрежность, но [и], наоборот, не нужно спешить, обсуждая личность князя, и необходимо проявить бдительность. Не приличествует незрелому возрасту повелевать седой головой. И уж совсем нелепо, чтобы над мудрыми мужами господствовала детская неразумность. Ведь есть такое мудрое выражение «Горе тебе, земля, когда царь твой отрок, и в особенности следует правителю во всем и ко всему проявлять достаточно ума, рвения, предусмотрительности, трудолюбия».

Говорил он это для того, чтобы Мешко Старый, князь Великой Польши, или племянник его Мешко, князь Ополья, о которых уже было сказано выше, был назначен князем. На эти слова так ответствовал справедливый муж, епископ Пелка: «Все это изложено тобою, мужем премудрым, превосходно. Но в настоящий момент, по-видимому, не об этом идет речь. Все это было бы справедливо, если бы речь шла о выборе князя, а не о праве наследования. Ведь одно - выбор на основании права и совершенно другое - право наследования. В первом заключена чрезвычайно большая свобода, а во втором необходимо точнейшее соблюдение права. При выборе исключаются все, находившиеся вне законного возраста, а при определении права наследования участвуют все дети, хотя бы родившиеся после смерти отца. Они даже могут нарушить завещание, подкрепленное торжественностью права, но то, чего ты коснулся по поводу управления государством, не может входить в обязанность маленьких детей. В самом деле, если республика по свидетельству права считается как бы ребенком, то в том и другом случаях закон имеет одну и ту же силу. Потому что, где один и тот же разум, там одна и та же сила права. Следовательно, или ты отнимешь у детей всякое покровительство, или даже государству не откажешь в опекунах. В самом деле, князья управляют государством не сами по себе, но при посредстве административных властей (per admini stratoras potestates). И поэтому в высшей степени безбожно и несправедливо препятствовать и мешать тому, что требует разум [и] польза, тому, что приказывает честность [и] благочестие, чем повелевает право и вынуждает необходимость. Итак, нет ничего такого, из-за чего могли быть отвергнуты согласие и благожелательность знатных лиц, пожелания граждан, признательность народа».

Затем единодушный голос всех возносится к небу и раздается веселый возглас: «Пусть живет, пусть живет князь и король навеки».

И благодаря такой торжественной праздничности всеми овладела светлая радость, как будто и не было никакого огорчения от прошлой печали. Такое благостное чувство, такая любовь, такая благожелательность овладели всеми по отношению к этим детям, что не могли их разъединить и оторвать друг от друга ни чья-либо благосклонность, ни ненависть, ни притеснения, ни меч, ни жалобы, ни какая другая случайная необходимость. После этого первый комит Николай, воевода (princeps milicie), всех горячо благодарит, напоминает о необходимости сохранения неустанной верности и постоянства и их, чтобы они не могли изменить своих намерений, обязывает клятвою верности. Ибо знал сей мудрый муж, сколь мимолетен путь человеческой мысли и что душевная приязнь покоится на скользком льду.

Глава 46. Как Мешко Старый скорбит, сожалея о возвышении племянника

Услышав об этом, Мешко Старый, князь Великой Польши, исполнившись негодования, полный скорби, распростершись на ложе, говорит: «Не о том я скорблю, что презрен ими [краковянами], и не о том, что нарушены права первородства, но об оскорблении столь высокого достоинства шутовской насмешкой, что и затаить-то нельзя, не навлекая на себя смех; по-детски надо с детьми играть «чет, нечет», ехать на длинной хворостине. Также и еще есть не меньшее основание печалиться, так как вместе с братом моим Казимиром пала корона этого королевства та, а они не старались ее поднять, но погрузили в какое-то жалкое озеро, а государство предоставили врагам. Они избирают князем ребенка для того, чтобы самим управлять своими князьями. А когда будет с корнем уничтожена королевская поросль, они, наконец, будут более свободно владеть властью, и вместо одной головы у них самих вырастет столько королей, сколько голов. Поэтому-то я, о знатные (proceres), и печалюсь о вас, страшит меня ваше несчастье; здесь имеет место несчастье общее для всех вас. Выходит, что вы должны повиноваться тем, кому приличествовало повиноваться вам».

Такими словами, с такой суровостью в своей речи он часто склоняет и побуждает согласиться с его намерениями князей Болеслава Высокого силезского и брата его Мешко Лорипеда опольского, сыновей своего брата Изгнанника Владислава. Просит у всех помощи, как у знатных (procerum) людей своего королевства, так и у иноземных. Рассчитывая на их помощь, он пишет магнатам (magnatibus) краковской провинции, напоминает и приказывает им не подчиняться Лешке и требовать от него отказа от княжения, не опираться на тростниковую палочку, но признать в нем [Мешко] князя и своим послушанием заслужить его милость и не помышлять об ужасах сражения.

Глава 47. О битве, происшедшей между Мешко Старым и жителями Кракова

В году от Р. X. 1195 знатные краковяне, охваченные единодушным порывом, отвечают Мешко, что они не могут добровольно признать то, к чему их принуждают под угрозой: «Так будь готов! Если не хочешь отступить, нас найдешь готовыми к сопротивлению».

Вес есть в словах и следуют судьбы за словом.

Затем Мешко Старый, собрав отряд храбрых воинов, приближается к Кракову. Ему навстречу идут краковяне с Романом, князем владимирским, с немалым отрядом вооруженных [людей], как своих, так и русских. Князь Роман помнил немалые благодеяния, оказанные ему его дедом Казимиром, у которого он в детстве воспитывался. Казимиром же он был назначен князем во Владимире. Знал также, что после гибели Лешка и Конрада и его голове угрожает секира, с одной стороны, от Мешко Старого, если он победит, с другой стороны, от киевского князя, дочь которого он отослал от себя, дав ей развод.

Есть в Краковии место, получившее название от реки Мозгава, расположенное недалеко от Енджеевского монастыря. В этом месте среди сосновых лесов и кустарников ежевики то и другое войско, сойдясь, построили боевые ряды. Ни сыновнее чувство не выказало там почтения отцовству, ни отцовство не отнеслось снисходительно к сынам, ни брат к брату, ни родственник к родственнику. Не было выказано почтения к святому духовному родству, но все без разбору погибают в кровопролитии. В то время сын Мешко Болеслав, пронзенный копьем, испускает дух. Так рушится слава великих людей. Какой-то рядовой воин [по имени] Григорий смертельно ранит Мешко Старого, и, когда он пытается так его убить, тот, сбросив шлем, восклицает, что он князь. Узнав его, воин смиренно просит прощения, оберегает [князя] от нападения других, помогает выбраться из сражения.

А князь Роман, получив тяжелые ранения, потеряв многих своих [воинов], вынужден покинуть сражение. Еще в начале столкновения большая часть своих русских обратилась в бегство. Это обстоятельство отняло у краковян триумф победы. Многие из них не усердствовали в сражении, но преследовали убегающих русских, одни - в надежде на добычу, другие - в благородном возмущении.

После того как войско перестало принимать участие в битве, на помощь Мешко Старому снова прибыл Мешко Лорипед, упомянутый опольский князь, совместно со своим племянником Ярославом, сыном силезского князя Болеслава. И так как на поле битвы совсем никого нельзя было найти, ибо та и другая стороны отошли друг от друга, они радуются и веселятся, как будто бы поле победы осталось за ними, и поднимают вверх знаки победы. Комит (comes) Говорек, увидев их, хотя и с небольшим отрядом храбрых мужей, нападает, наподобие молнии рушит, мужественно сражается. Но, теснимый огромным числом врагов, отступает, попадает в плен, его пленного уводят, долго держат, и только благодаря помощи друзей с большим трудом освобождается он из неволи.

А часто упоминавшийся архиепископ Пелка, то в страхе, то в надежде горячо молится, в укромном месте выжидает исхода войны. Он, увидя кого-то идущего с поля битвы, восклицает: «Благополучны ли виши дела?»

Тот ответил: «Пусть сегодняшнее благополучие никогда не покинет наших врагов. Пал и Роман и многие знатные (primorum primi), некоторые попали в плен, другие бежали, весь народ нашего войска устал и, знай [это] наверняка, Мешко Старый с трофеями триумфально отправился в Краков».

Едва он закончил [речь], как появился еще один человек, а за ним другой, сообщая еще одну лживую версию. Поэтому епископ говорит: «По-видимому, мы поверим или каждому или никому, так как сообщения их не согласны друг с другом. Итак, остается, чтобы кто-либо из нас разузнал это обстоятельство более тщательно».

Ему кто-то: «Я готов».

Епископ ответствовал: «Запомни три слова: будь неутомимым, старательным, осторожным. Ангел Божий с тобой».

Итак, тот, изменив свой монашеский вид, пеший, прийдя к месту сражения, тщательно расследует суть дела, расспрашивая и тех, кто остался полуживым, и тех, кто занимался грабежом. Когда он все тщательно разузнал, он как мог быстрее возвратился и все по порядку рассказал епископу, а именно что Мешко Старый вернулся домой, стеная под двойным бременем: под тяжестью печали по поводу смерти сына и под тяжестью скорби о ранах, полученных им самим. Сообщает, что Роман также ранен, но не смертельно. Ближайшей ночью епископ следует за Романом и, настигши его, всеми силами стремится возвратить с той целью, чтобы Мешко Старый, распаленный гневом и восстановивший свои силы, не занял Кракова или сам, или при помощи своего сына Владислава.

Ему Роман: «Дражайший отец! Двойная хворость, как видишь, мешает мне: одна - это раны, полученные мною, другая состоит в том, что нет у меня воинства. Часть полегла на поле боя, часть убежала».

Епископ в ответ: «Что же ты советуешь?»

Ему [Роман]: «Мудрость твоя очевидна, ведь мудрость змеи состоит в том, чтобы охранять голову. Итак, прикажи сторожить столицу, пока не перестанут кровоточить наши раны».

По возвращении Романа домой знатные люди (primi procerum) Кракова, как только назавтра забрезжил рассвет, с небольшим, но весьма опытным отрядом повсюду разыскивают врагов. Не найдя их, выведывают у епископа, должны ли они преследовать Мешко Старого или Мешко Лорипеда. Но епископ приказывает не делать ни того, ни другого. А приказывает он и советует поспешить к столице королевства, обеспечить там охрану, чтобы ее никто не занял, как не имеющую правителя. Ведь рыбу легче поймать в мутной воде. Они поспешо отправляются в Краков и торжественнее, чем ранее, празднуют восстановление князя.

Итак, мать детей, рассудительнейшая из женщин как в советах, так и в предвидении грядущего, берет на себя законную опеку над детьми, пока не подрастет старший сын. Согласно ее воли и в соответствии с заслугами каждого распредляются высокие должности, каштелянии и государственные посты. И такое было у всех уважение как к ней, так и к детям, что сановники (proceres), как бы забыв о своем высоком положении, предпочитали выказать послушание женщине, нежели покинуть детей. Епископ Пелка и воевода (comes palatinus) Николай берут на себя заботу о государстве. Управление государством поручается людям достойным и наиболее верным. И страна на некоторое время затихла, и наступило недолгое спокойствие мира.

Глава 48. Лешек Белый назначает Романа в Галицию

А в это время князь Лешек возрастал годами и премудростью, был очень усерден, и поскольку он был юношей, то и укреплял свою юношескую силу, занимаясь военными делами, и хотя не был еще ни новобранцем, ни рыцарем, однако выказывал замечательные [способности]в военном деле. Из которых, по крайней мере, одно вело его к высшей славе, а именно всех князей Руси он, хотя и юноша, озарял как бы лучами солнца. В это время Владимир, родной брат Романа и двоюродный Лешка, князь Галиции, скончался, не оставив никакого законного наследника. Поэтому князья Руси, одни дарами, другие хитростью, некоторые и тем и другим, старались захватить пустующее место князя. Среди них князь Роман настолько был ближе [родством и соседством], насколько был честолюбивее и умнее [прочих], понимая, что является неравным [по силам] по отношению к другим князьям, настойчиво молит Лешка, чтобы тот привязал его к себе вечной службой и назначил [пусть] не князем галицким, но своим прокуратором. В противном случае пусть не сомневается, что всякий иной из князей Руси, [кото­рый] захватит этот престол, как несомненный враг будет ему угрожать. Но просьба эта показалась некоторым вздорной, во-первых, потому, что избирать князем [кого-либо из] подданных и иноземца не является безопасным, во-вторых, потому, что дело столь великое, столь полезное окажется намного полезнее, если им руководить самому, нежели поручать другому.

На это некоторые говорили: «На каком это основании может быть назван чужеземцем тот, с которым наш князь Лешек находится во второй степени родства? Как можно, спрашиваю, сомневаться по поводу Романа, который был наивернейшим помощником нашего государства и даже как бы его наставником? Чья постоянная верность является испытанной, а прилежание в послушании широко известно даже за пределами отечества? Кто из-за наших трудных дел имеет кровавые раны на своем теле? Чрезвычайным беззаконием является отказать в родственном благочестии или не отплатить ближнему взаимной услугой».

Таким образом, готовят отряды и мыслят двинуть лагерь против Галиции. Между тем насколько было бы лучше предоставить Лешку возможность пребывать дома, забавляясь, чем в опасных переходах трудиться в поте лица.

А юноша почти рыдая: «О позор, знатные (proceres)! Что же вы меня считаете женщиной, а не князем? Немногим отличается от женщины тот, кто почитает женское общество. А ведь существует молва, что некоторые, сражавшиеся без короля, терпели поражение и они же одерживали триумф над врагами, если на поле брани, хотя бы и в колыбели, находился король. Поэтому я не как князь, а как символ княжества не покину ваш стан. В противном случае я последую по вашим следам пусть даже в сопровождении одного комита».

Все радуются иметь князем человека со столь великой душой, блистающим цветом молодости. Каждый удивляется, что в столь нежном колосе так быстро созрело зерно. Все удивляются, что орех, еще не покрытый скорлупой, в своем созревании уже несет в себе вкус ореха.

Храбрый Лешек вторгается во владения Руси. Навстречу ему выходят первые люди Галиции со склоненными выями. Обещают ему свое послушание, свою клиентелу, свое полное подчинение, а также своих [людей], навеки верность и выплату подати. Его выбирают королем и желают [видеть] в нем защитника своего спасения. «Пусть достоинство вашей светлости соблаговолит решить, [будет ли] править нами лично или через установленное лицо. Мы ни о чем другом не просим, только бы слава вашего имени воссияла над нами».

Так они [говорили] не без умысла, чтобы тем безопаснее [для себя] захватить его беспечного. В самом деле, вскоре исход событий показал их намерения. Прежде всего их города и укрепления оказывают сопротивление Лешку и восстают против него. Стерев их с лица земли и подчинив, он торопится окружить валом Галицию и ее завоевать. Но словно тучи песка появляются враги в бесчисленном множестве. Князь Лешек приказывает им через своих посланных, чтобы они отошли от границ Галиции или пусть будут готовы к открытой битве. А те в ответ заявляют, что немедленно готовы сражаться. Но когда заблестели железные ряды поляков, все воодушевление этого множества [воинов] сникло, во время сражения не оказали они никакого сопротивления и быстро обратились в бегство. Под предлогом заключения мира они испрашивают отсрочку военных действий и ее получают. Хотя галичане и колебались в своих размышлениях, тем не менее они распростерлись у ног князя Лешка смиреннее, чем прежде, и с искренним, а не поддельным воодушевлением просят его быть им князем, так как видят, что силы их князей, на которых они возлагали большие надежды, истощились. Они вынуждены принять князем Романа, которого страшатся, как молнии. Ведь они уже хорошо знали, какую изощренную тиранию и коварную жестокость проявляет он по отношению к своим [подданным] . Отовсюду они терпят притеснения, и нет никакой надежды на возможность восстания. К просьбам присоединяют просьбы, преподносят князю Лешку множество серебра и золота, бесчисленные драгоценности, сосуды и изысканнейшие одежды, всякого рода шелка и другие драгоценные вещи и обещают ежегодно приносить подобное в сокровищницу князя. Вновь обещают на любых условиях послушание и выплату податей, лишь бы не попасть под иго Романа, а склониться перед его [Лешка] властью.

Хотя и были возражения, мнение всех лехитов сходится на князе Романе. Несмотря на сопротивление русских сановников (primis) и знатных (precipuis) лиц, князь Лешек назначает Романа галицким князем. Впоследствии за это благодеяние Роман плохо отплатил полякам, как станет известно ниже. Он был и по отношению ко всем черезвычайно жесток и вероломен и к своим относился с равным вероломством.

Глава 61. Конрад, мазовецкий князь, делается опекуном Болеслава Стыдливого

Затем, после смерти знаменитого князя Лешка, Конрад, его брат, князь Мазовии, взял под свою опеку своего племянника Болеслава Стыдливого, еще не достигшего совершеннолетия, вместе с его княжествами Краковским и Сандомирским и с другими землями. Но после того как Болеслав достиг зрелости и, отказавшись от опеки, вместе со своей матерью пожелал отобрать у своего дяди Конрада свои владения, Конрад и мать Болеслава и его самого связал и посадил под стражу в городе Сецехове. Спустя некоторое время, благодаря заступничеству сецеховского аббата он [Болеслав] избежал плена и стал владеть крепостями Завихостом и Сандомиром, которые сами с почтением перешли к нему как естественному их господину. Завладев ими, он вызвал на помощь в борьбе против своего дяди своего двоюродного брата Генриха Бородатого, силезского князя, сына Болеслава Высокого. Генрих, поспешно прийдя на помощь своему брату Болеславу, совместно с ним завязал не мало сражений против своего дяди Конрада, опустошая Краковскую и Сандомирскую земли, прежде чем они смогли изгнать его из этих земель. После изгнания Конрада Генрих Бородатый, упомянутый князь силезский, с согласия Болеслава стал владеть Краковским княжеством и частью Сандомирской земли.

Этот Генрих передал Опатовский монастырь, аббатом которого был Герард, епископ русских, избранный вновь для католиков, там проживающих, любушскому епископству, а все имущество русского епископства, некогда относящееся к Опатовскому монастырю, включил в состав имущества упомянутой любушской церкви.

Во время [правления] этого Генриха укрепился нечестивый обычай, а именно ограбление костелов. Так, монастырь в Енджееве, костел в Прандоцине, костел св. Андрея под краковской крепостью, а также скарбимирский и другие костелы были ограблены упомянутыми Генрихом и Конрадом, а затем, после захвата, и осквернены.

Глава 62. Как Конрад повел языческие народы против племянников

Итак, Конрад, домогаясь владений племянника и считая свое изгнание позором, часто водил ятвягов, сковитов, пруссов, литвинов, жмудзинов, нанятых за деньги, на сандомирские земли своего племянника, [желая] их разорить. Они тайно нападают на земли, подвергают их разграблению и опустошению, а также нападают на Кельцы, город епископа, и на многие села, прилегающие к этому городу. Ему яростно сопротивлялись жители Кракова и Сандомира, много раз побеждая и язычников и христиан, находившихся при нем, как содержится в исторических анналах. Во время [правления] этого Конрада по его призыву, о чем мы говорили выше, языческий народ впервые начал опустошать Польское королевство. Ведь упомянутый Конрад по наущению своей жены собрал большое богатство, из которого щедро наградил язычников, помогавших ему. Но он не остался безнаказанным, что будет описано в своем месте.

Глава 63. О пленении Владислава Одонича

В году от Р. X. 1228 Владислав Великий, встретившись со своим племянником Владиславом Одоничем, сразился в битве и, оставшись победителем, взял в плен своего племянника, князя Владислава Одонича. А последний, убежав из плена, на следующий год окончательно изгнал из пределов Польши своего дядю Владислава Великого, прозванного Лясконогим.

Глава 64. Как князь Владислав Великий осадил Гнезно

Затем в году от Р. X. 1231 князь Владислав Великий, прийдя из Рацибужа, окружил крепость Гнезно и, промедлив какое-то время в осаде крепости, не имея сил ее взять, опечаленный, отступил и в этом же году в изгнании закончил свой последний день.

Так Владислав Одонич становится господином всей Польши.

Глава 65. Почему князь Владислав Одонич изгоняется из [своих] земель

Итак, на следующий год, а именно 1232, князь Владислав Одонич, сделавшись правителем всей Великой Польши, желая в свою очередь воздать должное Господу в благодарность за свое возвышение, а также за то, что он имел от законной жены двух сыновей, Пшемыслава первого и Болеслава Благочестивого, и вследствие своей преданности и благодарности познаньскому костелу, в котором покоились отец его Одон, Болеслав Великий и другие его прародители, предоставил ему княжеские привилеи, освободив все владения костела, которыми до тех пор владели епископ и капитул познаньский, и те, которые они могли справедливым образом приобрести в будущем. Освободил также жителей их от всех податей и повинностей, а именно, от «строжи» (strosza), от «посошной» (poradlne), от «провода» (przewod), от «подводы» (podwoda), от «дани зерном» (sep), от «постоя» (stan), от военной службы, от всякой юрисдикции воевод, каштелянов и от всех судей и их помощников. Таким образом, люди, принадлежащие к упомянутому костелу, не обязаны никому из них ни отвечать, ни являться по их зову, но только перед лицом своих господ, епископа, прелатов, каноников должны они держать ответ, за исключением трех случаев, вследствие которых люди этого костела должны быть судимы в присутствии своих господ судьею княжеским или королевским. Однако если они присуждены к денежному штрафу, то его взимает не княжеский судья, но церковный того костела, к которому человек принадлежит. Случаи такие: если человек этого костела привел врагов князя для опустошения его земли, если тайно увел людей, подвластных князю, и если замыслил смерть князя — за это должно последовать отсечение головы и пролитие крови. За эти преступления должен выносить приговор не церковный, но княжеский или королевский судья. Вышеупомянутый князь разрешил в этом привилеи Павлу, познаньскому епископу и его преемникам чеканить монету в городе Кробия, дав ему деревню под названием Сулкова Кробиа и [право] охотиться в любом месте его епископства.

Из-за предоставления [церкви] таких свобод польская знать хотела в следующем году убить князя Владислава, пригласив себе на княжение Генриха Бородатого, князя силезского и краковского. Сопротивляясь его приходу, Владислав Одонич сжег крепость Бнин и восстановил крепость Гнезно.

Другая же причина изгнания этого князя [Владислава Одонича] состояла в том, что Генрих Бородатый, помня о полученных им некогда в Гансаве ранах и об интригах упомянутого Владислава, с согласия и даже приглашения [воинов] вторгся в Польшу, а именно в земли Познаньскую, Калишскую, Пыздренскую, Шредскую и в крепость Бехов, восстановил крепости Бнин и Шрем; укрепил надлежащим образом людьми, понеся расходы. В Шреме он поставил маркграфом Моравии сына своей сестры Аделаиды, которую после смерти маркграфа Моравии Дипольда король Богемии Одноокий выгнал из родного края вместе с четырьмя сыновьями. С того времени она и пребывала у брата.

Но поляки, спустя какое-то время, тайно проникнув в крепость Шрем, убили его [сына Аделаиды]. А затем и другой — Болеслав — был убит язычниками, а третий — Пшемыслав — умер и похоронен в Тшебнице. Четвертый — Дипольд, каноник магдебургский, после ухода из жизни покоится там же.

Таким образом, Генрих со своим сыном Генрихом, князья Силезии, сделались правителями земель Польши и Кракова.

Глава 66. Как госпитальеры св. Марии из тевтонского дома проникли в Хелминскую землю

Конрад, вышеупомянутый князь Мазовии, который на Хелминской земле выдерживал многочисленные нападения пруссов и полешан, по совету епископа Гюнтера уступил бородатым обозначенным черным крестом госпитальерам св. Марии Иерусалимской из тевтонского дома Хелминскую землю на 20 лет с той целью, чтобы они с его помощью оказали сопротивление пруссам и полешанам. В течение этих лет, поскольку пруссы и другие языческие народы приносили огромный вред землям мазовецкого князя Конрада, вышеупомянутый Конрад вызвал к себе на помощь своего племянника, силезского князя Генриха Бородатого. Опираясь на его помощь и на помощь упомянутых крестоносцев, сокрушил он и пруссов и другие языческие народы, смело на них обрушившись. После славного триумфа этой победы часто упоминавшийся Генрих попросил своего дядю Конрада, чтобы он соблаговолил навсегда приписать крестоносцам Хелминскую землю. В ответ на его просьбы этот же самый Конрад навечно милостивым дарением приписал земли между реками Оссой, Вислой и Древенцей вышеуказанным крестоносцам.

Глава 67. О смерти князя Генриха Бородатого

В году 1238 Генрих Бородатый, князь силезский, польский и краковский, закончил свой последний день, оставив наследником своего единственного сына Генриха, которого породил от св. Ядвиги. А в следующем году, т. е. в 1239, Владислав Одонич, князь Польши, находясь в изгнании, владея лишь небольшой частью Польши, а именно Устьем, Накло, Шремом с их пригородами, переселился ко Христу и покоится он в познаньской церкви.

В этом же году магдебургский архиепископ осадил крепость Любуш, уверяя, что эта крепость во времена Болеслава была завоевана императором Генрихом и подарена им магдебургской церкви. Но, когда большая часть его войска погибла, побежденная поляками, он, опечаленный, отступил.

В этом же году, а именно 1238, татары опустошили и сожгли Венгрию и, захватив добычу, на следующий год вернулись по домам.

Глава 68. Как Болеслав Стыдливый, краковский князь, женился на Кинге

В году, упомянутом выше, Болеслав Стыдливый, сын покойного Лешка, краковского князя, взял себе в жены благочестивую Кингу, дочь Болеслава, короля Венгрии. Она, как говорят, родившись, вопреки поведению грудных детей, тотчас так сказала: «Да здравствует царица небес». Сказав так, она перестала говорить до времени, назначенного природой. Она и муж ее вели праведный образ жизни и, дожив до конца дней своих, счастливо отдали богу душу.

Глава 69. Каким образом крепость Лович со своим дистриктом отошла к гнезненской церкви

Затем, в упомянутом году, князь мазовецкий, Конрад, охваченный дьявольским безумием, приказал схватить магистра Яна Чаплю, плоцкого схоластика, и, сильно его избив, велел повесить как вора. И вторично уже мертвого, снятого с виселицы, приказал принести и повесить у костела св. Бенедикта на берегу Вислы против плоцкой церкви. И это потому, что Казимир, сын вышеупомянутого Конрада, взял в жены дочь Генриха, силезского князя, внучку князя Генриха Бородатого и св. Ядвиги, находившуюся с ним в четвертой степени родства, а вышеуказанный схоластик был учителем и воспитателем Казимира, и этот князь Казимир пробыл возле жены в доме тестя, вопреки воле отца, больше положенного времени. Князь Конрад возложил вину на магистра Яна, так как предположил, что с его согласия и по его совету князь Казимир осмелился так пренебрежительно [по отношению] к отцу поступить, и вследствие этого он, [Конрад], его убил. Часто упоминаемый князь Конрад после свершения этого злодеяния подарил навечно архиепископу гнезненского костела крепость Лович с ее окрестностями.